Мухаммед. Жизненный путь и духовные искания основателя ислама. 571—632

Сама Айша была не просто любимой женой пророка, но и представительницей определенной партии, могущественной и влиятельной, не собиравшейся позволить себя победить. Она была воплощением партии самых давних и самых способных соратников пророка, партии Абу Бакра и Умара, столпов новой веры. В общих чертах эта партия была хранителем и «потребителем» идей исламской теократической демократии, демократического Божьего государства. Она происходила из Мекки, и ее влияние основывалось не на родстве с пророком. Поэтому она выступала против принципа наследственности, против вырождения теократической Божьей республики в наследственную монархию.

Эта идея имела огромную практическую важность в этот момент, когда пророку было шестьдесят лет. Мухаммед не имел прямого мужского потомства. Его ближайшим родственником был его двоюродный брат Али, муж его любимой дочери Фатимы. Али не сомневался, что однажды станет наследником пророка. Разве он не принял ислам первым, разве его сыновья Хусейн и Али не были внуками пророка? Кроме того, Али никогда не забывал слов, произнесенных пророком много лет назад перед собравшимися членами клана Хашим: «Вот Али, мой заместитель».

Это не устраивало ни Абу Бакра, ни Умара. Не для этого они много лет всеми силами помогали пророку создавать государство. Не ради этого ходили в походы, завоевывали страны и объявляли, в соответствии со словами пророка, что в исламе все равны, что первенство по праву принадлежит достойнейшему. Они и были достойнейшими, они знали, как управлять государством. Али не хватало этого знания. Он был храбр. Он лучше любого умел обрушиться на врага во главе своих воинов. Враг дрожал перед его саблей, перед его грубой молодой силой.

Но это все, что мог делать Али. Если пророк признавался в любви к женщинам, тонким ароматам и молитве, Али с такой же откровенностью заявлял, что больше всего на свете любит поспать. В то время как Мухаммед, Абу Бакр и Умар обладали в исламе высшим авторитетом, влияния Али едва хватало, чтобы внушать уважение его собственной жене. У него был вялый характер и ограниченный ум. Он был ленив, его глазам не хватало выразительности, у него были большой живот и непропорциональные руки. Таким, по крайней мере, его видели соперники. И этот сонный ленивый человек, которого делал опасным один лишь удар сабли, претендовал на наследство пророка.

Этот герой, всегда готовый подремать, тем не менее полностью осознавал угрозу, исходящую для него от мекканских демократов. Неловкий и неспособный, он все же попытался, в свою очередь, принять эффективные меры. В женском окружении пророка у него был защитник, причем защитник очень влиятельный, в лице Фатимы, любимой дочери пророка, которая только ждала удобного случая, чтобы вызвать разрыв между пророком и демократами. И тут очень кстати произошла история с ожерельем. Али уже видел в мечтах своих врагов поверженными, а себя осыпанным милостями и наградами. Он уже видел себя преемником пророка.

Прекрасно зная положение партий в своем окружении, Мухаммед не делал никаких распоряжений относительно преемника. Возможно, потому, что все еще надеялся получить сына-наследника. А может быть, из осторожности не хотел заранее и без нужды разжигать партийные страсти. Теперь же речь не шла о прекращении раздоров, потому что противостоящая партия не собиралась послушно подчиняться.

В Медине имелась и третья партия, манафикуны, о которой мы часто упоминали, местные жители, надеявшиеся с выгодой для себя половить рыбку в мутной воде большой политики. Их лидер Абдаллах ибн Убайя, которого пророк не решался тронуть из-за большого уважения, которым он пользовался, теперь придерживался мнения, что раскол правоверных на две партии позволял третьей, партии местных, легче взять верх. Дискуссия относительно верности Айши стала для манафикунов водой, льющейся на их мельницу. Потому что Абдаллах тоже надеялся прийти к власти. Медина благодаря пророку превратилась в центр Аравии. В город широким потоком хлынули богатства, а по мнению Абдаллаха, прибыли, добытые давними жителями города, принадлежали городу. И было естественно, если бы он, первое лицо в городе, пользовался ими. Он считал, что более любого другого способен стать преемником пророка и принять его наследство, а поскольку к религии он относился не слишком серьезно, то мог спокойно замышлять государственный переворот с целью захвата власти. Потому что, в конце концов, Медина была его городом, а не этого бродячего пророка. Споры между кочевниками шли на пользу манафикунам. Здание нового государства заметно покосилось.

Вот такие неожиданные последствия может иметь нежданная потеря ожерелья в пустыне близ Медины.