Мухи

Они шли домой, наслаждаясь погожим вечером. Под мостом ворчала Змийка, как недовольный тролль.

Телевизор транслировал мультфильм для детей-полуночников, Саша слышала писклявые голоса персонажей:

– Иногда, чтобы что-то получить, надо это что-то попросить!

– Попросить, и все? – Саша, лежа в спальне, подумала, что это могли переговариваться сова и слоненок, так в ее представлении и звучали мультяшные зверьки.

– Дааа! – отвечала мудрая сова, ну или кому принадлежал голос. – Попроси и забирай!

«Если бы это было реально», – вздохнула Саша.

Да, ее не беспокоили дурные сны. Но в десяти минутах ходьбы от доходного дома ее приятель ворочался на влажных простынях под постерами Оззи Осборна и Мэрилина Мэнсона.

Под боком хрустел песок, покалывал кожу.

Рома распахнул глаза и уставился на шлейф сухих водорослей, тянущийся от него к воде. Встал резко. Песчинки прилипли к локтю, запачкали скулу. Он заморгал в такт с колотящимся сердцем.

На нем были плавки и майка, одежда, в которой он засыпал. Но засыпал-то он в кровати, а очутился…

За усеянным ракушками пирсом чернел остов сгоревшего лодочного ангара. Деревья шевелили ветвями над парапетом, словно перешептывались. Река подернулась седой дымкой.

«Сон! – сообразил Рома, и груз свалился с плеч. – Яркий, реалистичный сон».

Он вспомнил кинозал при шестинском «Ашане», где крутили короткометражки, якобы в 4D-формате. Опрыскивали зрителей водичкой, обдували вентилятором, создавая эффект погружения в происходящее на экране.

Сон был не просто четкой объемной картинкой, но и запахом (тина, сырая рыба, песок), звуком (шелест волн, пение цикад и перекличка ночных птиц), сон остужал тело ветерком с речной моросью, и камушки впивались в пятки.

Строго говоря, это ни капли не походило на сны. Рома перенесся в яхт-клуб.

На губах затеплилась идиотская улыбка. Он, словно мальчишка, обнаруживший за скучными серыми дверями аттракцион, вертел головой. Туман клубился, сворачивался петлями. Река была белой, молочной. Листья каштанов прихватил лунный иней. Ошеломляющих размеров луна, щербатый щит, висела на небе. Или, кто знает, стояла стоймя в болоте – он видел две ее трети, возвышающиеся над старым парком.

Рома собирался крикнуть, чтобы послушать эхо, но его опередили: дальняя часть пляжа взорвалась гортанным хохотом. Около ржавых стендов припарковался зеленый «запорожец», возле него стояли четверо подростков. Они смеялись и толкали друг друга, падали на песок. В сиянии луны Рома различил их спортивные кофты. Капюшоны скрывали лица.

Сон превратился в кошмар.

Это они. Те отморозки. Они держат биты в машине…

Рома царапнул свое запястье, стукнул ногой о парапет и поморщился. Боль обожгла пальцы. Но не разбудила.

Бежать!

Парни не замечали его. Прячась в тени бетонного барьера, он двинулся к лестнице, взлетел по ступенькам. Хохот затих.

«Они смотрят на тебя, – простонал внутренний голос. – У них узкие морды под капюшонами, волчьи морды, густо поросшие шерстью».

Не оборачиваясь, Рома потрусил по аллее. Ветви поскрипывали. Плотный туман увяз между деревьев, как тополиный пух в майской траве. Серебристая мгла застревала в чреве зданий. Асфальт из сна ничем не уступал настоящему.

Тук! – раздалось сзади. – Тук-тук-тук.

Бит-квартет ублюдков, тех, из монастырского леса, идет за ним. Идет, хихикая, и биты волочатся, ударяясь о ступени.

«Нет! – воспротивился он панике. – Это капает вода!»

Он много раз бывал в яхт-клубе. Купался, загорал, фотографировался. Просто гулял. Ни малолетки Речного, ни захудалые бродяги не представляют угрозы для него, здорового лба. Здесь устраивают велосипедные квесты, пьют пиво, трахаются. Играют в пейнтбол – руины усыпаны желатиновыми пульками.

В прошлом году он приводил сюда Олю Старыгину, одногруппницу. Набрался смелости, пригласил:

– Ты в таком месте не бывала…

– Ну, идем, – сказала Оля, на которую он засматривался со вступительных экзаменов.

Старыгиной отдых не понравился совершенно. Уже на походе к яхт-клубу стало понятно, что зря он рассчитывал поцеловать самую красивую студентку потока. Оля натерла мозоль, ее ужалила оса. При виде пляжа (без кабинок и прочих удобств) она спросила: «В какую дыру ты затащил меня, Вещук?» И потребовала вызвать такси. Успокоившись, все же посидела с ним на берегу, насупившись и демонстративно зажав ноздри.

Старыгина в подметки не годилась Сашеньке.

Он сосредоточился на Саше, умной, чудесной, длинноногой. Попробовал скорректировать жанр сна.

Кто-то проскочил за деревьями. Постаменты опустели – статуи выкорчевали себя из тумб и теперь рыскали в темноте. Осталась только женщина с веслом в устье аллеи.

Рома покосился через плечо.

Квартет не торопился, забавляясь в тумане, стуча битами по земле.

Желтые клыки и красные глаза. И слюна на подбородках.

Женская статуя рассматривала Рому с возвышения. Под голой округлившейся грудью выпирал живот. Гипсовая дама находилась «в положении», и лицо ее изменилось. Прототипом этой новой статуи явно была соседка Саши, официантка из «Водопоя».