5. Границы аборта.
Пункт преткновения – «постнатальный аборт», пресечение жизни новорожденного при явной, зафиксированной медиками физиологической катастрофе. А здесь встает этот самый вопрос – кого считать человеком. Совершенно несомненно, что человек принадлежит к миру животных, и всякий человек – животное, он есть животное с самого начала жизни – с зачатия, с первого же деления клеток зародыша. Зародыш – это уже животное. Но когда оно становится человеком? Еще в утробе? Вряд ли. Религия решает вопрос упрощенно – Бог вдувает душу живу, но когда именно? Тут можно вести теологические споры: по одним взглядам, с момента зачатия, по другим – на 14-й неделе беременности или на 101-й день…Наука не может исходить из гипотезы о боге и душе. Как известно, даже в первый год жизни ребенок очень мало отличается по своим способностям от детеныша шимпанзе. Но имя, сходство с родителями, одежки, игрушки, наша любовь окружают его и делают его в нашем представлении человеком. Его человеческие качества – только в потенции, в наложении на него будущих, мыслимых качеств и свойств. Но они определяют все. А если этого будущего нет или оно печальное?
Понимаю, что в каком-то смысле привлечение романа Веркора ужесточает шокирующий аспект проблемы недопущения катастрофических рождений. Олигофрены и даже просто новорожденные оказываются сопоставлены с промежуточными звеньями эволюции, с «недочеловеками», как нередко говорят. Я не хотел бы употреблять здесь этот термин: он оброс расистскими коннотациями. В применении к олигофренам, даунам и подобным я считаю оправданным называть их ущербными или недоразвитыми людьми, потому что в умственном отношении они застывают на уровне 4–7-летнего ребенка, а когда взрослый человек застыл на этом уровне, это, конечно, ущербность и недоразвитость.
Что же до любых младенцев, то перед нами в антропологическом смысле еще не вполне человек. По теории рекапитуляции (или биогенетическому закону) Геккеля, онтогенез повторяет стадии филогенеза. Антропологи говорят о разных стадиях приближения к человеческому состоянию в ходе антропогенеза (то есть филогенеза) – через ряд промежуточных звеньев, но также и в ходе онтогенеза (индивидуального развития ребенка). Чем ближе к зародышу, тем больше животного, меньше человеческого. Насколько человеческий облик зависит от энкультурации, от воспитания (и, следовательно, от способности воспринять его), видно в казусах детей-маугли, выросших без контакта с людьми, – они вполне животные и даже уже не способны к очеловечению (для этого есть свое время, и оно упущено).
До 22-й недели развития плода включительно аборт официально разрешен, стало быть, до этого срока зародыш (здоровый зародыш!) официально не считается неприкосновенным – еще не считается человеком, хотя он и живой. Но если плод явно аномален и ребенок родится обреченным на ужасную судьбу, стоит ли ограничиваться 22-й неделей для аборта?
После этого времени аборт может производиться в чрезвычайных обстоятельствах по медицинским показаниям (тогда он называется искусственные роды). При этом ребенок часто погибает – ситуация та же. В большинстве случаев можно выявить непоправимые мозговые аномалии и уродства (делающие жизнь невыносимой) еще задолго до рождения, и очень желательно нацелить эту службу на как можно более раннее предупреждение.
Но если плод, извлеченный при таких родах (фактически аборте), оказался явно катастрофически ненормальным – стоит ли биться над тем, чтобы сохранить ему жизнь? Гуманно ли это? А если плод доношен и родился таким же? Он еще очень мало отличается от плода в утробе по своей приближенности к человеку в антропологическом смысле. Если он явно и бесповоротно (особенно по формированию мозга) ненормален, распространить ли на него право медиков решать вопрос о его судьбе? Вот это и есть те вопросы, о которых зашел спор и которые зависят от проведения грани между плодом и ребенком в данной культуре, в данной исторической ситуации.
На мой взгляд постановка этой проблемы не должна никого оскорблять. К выжившим детям обсуждаемые предложения не относятся. Как не относятся всякие будущие абортивные меры к тем детям, которые избежали аборта. Очень хорошо, если все прошло удачно. Но было бы странно, если бы родители восприняли как оскорбление в свой адрес рекомендацию аборта другим потенциальным родителям, стоящим перед такого рода выбором.