Мумия. Возвращение

А внизу, там, где родители не могли его видеть, Алекс все же открыл ларец и понял происхождение странного щелчка – золотой браслет, лежавший на бархатной подушечке, раскрылся. Мальчик пристально смотрел на чудесный предмет, блестевший в лучах яркого света люстры. Казалось, что браслет манит к себе Алекса, подмигивает ему, словно поддразнивая и бросая вызов... Юный О’Коннелл снова посмотрел в сторону родителей, которые были так заняты разговором, что, казалось, позабыли о существовании сына...

– Да, действительно, осторожность никогда не была нашей сильной стороной, – кивнул О’Коннелл, обращаясь к жене. – Это подтвердит кто угодно. Но учти, раньше у тебя никогда не возникали видения с участием древних принцесс. Я имею в виду те самые галлюцинации, которые...

– Я предпочитаю слово «видения», которое ты только что употребил. Надеюсь, это несложно запомнить. Заранее благодарна.

– Как хочешь, так и называй. Но признайся, что тогда, в подземельях храма, мы были на волосок от того, – большим и указательным пальцами он показал крошечное расстояние, – чтобы приобрести по крохотному земельному участку. Размером, так сказать, два на два.

Эвелин смутилась и нахмурилась:

– А зачем нам понадобилось бы покупать землю, когда у нас уже есть этот чудесный особняк с садом? Правда, у родителей когда-то действительно были свои земли, но ты сам знаешь, что от них давно уже ничего не осталось...

– Эви, это просто такое выражение, – вздохнул Рик, улыбаясь наивности супруги. – Купить землю дна на два – значит умереть. И участок имеется в виду на кладбище.

– Ну, – замялась Эвелин, – наверное, лучше действительно умереть, чем покупать землю и заниматься сельским хозяйством. Во всяком случае, для меня.

Алекс не слышал этого разговора, а его родители, в свою очередь, понятия не имели о том, чем сейчас занято их чадо. Глаза Алекса блестели так, как это бывает только у детей его возраста. Он с важностью, подчеркивающей торжественность момента, засучил рукав своей курточки и осторожно примерил на руке золотой браслет...

...который тут же закрылся, при этом хищно щелкнув, как крокодилья пасть, ухватившая свою добычу!

Алекс сдавленно вскрикнул и зачем-то отпрыгнул в сторону, широко раскрыв глаза. Он, не моргая, уставился на браслет, который только что сам собой застегнулся на его руке.

В это время наверху О’Коннелл положил на стул пачку книг, врученных ему супругой, и заключил Эвелин в объятия, наслаждаясь моментом.

– Ты прекрасно знаешь, – искренне начал он, – что я скорей умру, чем допущу, чтобы с тобой что-нибудь стряслось... снова.

Она с нежностью поправила ему челку, упавшую на глаза, и лицо ее просияло:

– Дорогой, и я чувствую то же самое.

– Вы с Алексом – единственное, что мне по-настоящему дорого на этом свете. 

Она прижалась к нему, и он в ответ с нежностью привлек ее к себе еще теснее.

А внизу их любимый и драгоценный сын впал в состояние, очень близкое к тому, какое некоторое время назад испытывала в храме его мать. У него начались видения...

...Перед ним простиралось плато Гиза – как трехмерная диорама с тремя пирамидами и сфинксом... но они теперь казались ему совершенно новыми, будто только что построенные... как только что отчеканенные монеты. Когда Алекс протянул руку, чтобы потрогать эти восхитительные, геометрически совершенные фигуры, диорама начала уплывать... А может быть, это сам Алекс стал парить в воздухе?.. Но затем видение изменилось, и мальчику почудилось, будто он с огромной скоростью несется над Нилом, затем над пустыней и останавливается возле храмового комплекса Карнак примерно в двухтысячном году до нашей эры – каким-то непостижимым образом Алекс узнал, что это были именно те времена, хотя и сам не мог понять, как он об этом догадался...

...И в этот момент видение растворилось. У мальчика кружилась голова, и он понял, что снова стоит у себя дома, в библиотеке, и смотрит на золотой браслет на собственной руке.

Алекс отчаянно замотал головой, словно хотел, чтобы мозги встали на место, после чего попытался спять браслет. Ему хотелось отделаться от этой «чертовой штуковины», однако, как ни странно, он не нашел на браслете ни замка, ни крючка, ни какой-нибудь другой хитроумной застежки. Создавалось впечатление, будто браслет намертво прирос к его запястью.

В это время наверху, на втором ярусе библиотеки, родители мальчика страстно целовались, не в силах оторваться друг от друга. Когда наконец их уста разъединились, Эви, продолжая крепко обнимать мужа, заявила:

– Ненавижу, когда ты начинаешь это делать.

О’Коннелл непонимающе нахмурился и посмотрел на женщину, не собираясь выпускать ее из рук:

– Что такое?

– Ну, когда ты вот так делаешь, мне кажется, что я готова согласиться с тобой во всем. Мне кажется, что ты поступаешь правильно. И ты этим пользуешься.

О’Коннелл усмехнулся:

– Даже если при этом я вообще ничего не делаю? Ну, то есть откладываю на некоторое время очередную поездку и раскопки?