Мунсайд

Я могла с этим поспорить, но не хотела мешать его рассуждениям.

– Меня интересуют твои отношения с братом.

– Обычные отношения, – фыркнула я. – Взаимная ненависть. Вольфганг всегда винил меня в смерти Элизы.

– Простая ненависть?

– Детская травля, но… были моменты нежности. Он защищал меня от отца и принимал все удары, если рядом не было Кави.

– А если был Кави?

В моей памяти не нашлось эпизода, где Вольфганг и Кави находились в одном помещении, даже совместных разговоров я не припоминала. Меня посетила одна странная мысль.

Возможно, Вольфганг ненавидел не меня, а Кави, потому что наши редкие моменты единения случались, когда Кави не было дома и когда мы знали, что эти несколько часов будем одни.

– Они не контактировали. Даже не ругались, почти не разговаривали. Не могу сказать, что Кави игнорировал его, он был с ним вежлив…

– Вольфганг боялся его?

– Нет! Нет, конечно. Вольфганг никого не боялся, никогда.

Или боялся? А я просто не замечала?

– Он всегда сам лез на рожон.

Неудивительно, что отец просил Кольта присмотреть за ним.

– Просто безбашенный! Лез куда не надо.

– Никого не напоминает?

Трикстер хитро прищурился.

– Подожди… Ты хочешь сказать, что Вольфганг – мой пример для подражания?

Трикстер пожал плечами и, довольный, откинулся в кресло.

– Ты сама это сказала.

В моей голове будто что-то рухнуло. Я никогда не задумывалась о том, насколько сильно на меня повлиял мой брат. Моя вселенная крутилась вокруг Кави, но на деле оказалось иначе. По сути, я ничем не похожа на Кави. Он элегантный, аристократичный, разумный и добрый. Вольфганг – дикий звереныш. Стоит ли говорить, что из этого было мне ближе?

– Идиотизм – ваша психология, – только и сказала я, чувствуя нарастающую злость. Я встряхнула руками, словно пыталась сбросить бешенство. Нет, это Вольфганг заводился с пол-оборота. Я как будто попала в ловушку. Я не хотела быть похожей на своего брата. Неужели я такая же: ехидная, злая, раздраженная? Надо было остановить это.

– Ты злишься.

– Я поняла. Нет, я не злюсь. Я спокойна.

Трикстер покачал головой.

– Знаешь, многие люди используют чувства-заменители, когда сталкиваются с неприятной или непонятной ситуацией. Отрицание – это нормально.

Мне нельзя быть такой. Чушь! Нужно держать себя в руках. Надо быть спокойной, как Кави, как Асмодей.

– Знаешь, большая часть «Исследований» Корнели-уса была написана прямо здесь, – заговорил он. – Мы с ним были как Фрейд и Юнг.

– Корнелиус не ученый.

– Но он верил в это. Так же, как ты веришь в то, что должна спасти Мунсайд.

К чему это?

– А разве не должна?

– Меня это поражало больше всего. Ты не находишься под внешним давлением: откровенно говоря, никто не ожидает от тебя чуда. Город разочарован в Лавстейнах, демоны давно ищут «альтернативное питание» для Мун-сайда. Асмодей просто подыгрывает тебе, но ты этого упорно не замечаешь. Неужели тебе так хочется власти?

Послышались знакомые нотки настоящего Трикстера. Видимо, я пришла не зря.

– Хочешь застрять в этом городе? Действительно желаешь управлять им? – Он нагнулся ко мне. – Или хочешь, чтобы Кави погладил тебя по головке и сказал, какая ты молодец?

Я ошарашенно смотрела на него. Это было грубо, неэтично. Я не хотела признаваться в мелочности своих мотивов, но я действительно ждала момента, когда смогу все ему рассказать, я смаковала его воображаемую реакцию.

Я не лучше вампиров, которые были готовы на все ради лишней капли крови: мелочная, жалкая, ребенок с дефицитом внимания…

– Думаю, это то, с чем нам нужно бороться: одержимость образом «отца».

Одержимость. Отлично сказано. Более подходящего слова и не придумаешь. Информацию, касающуюся тебя, всегда воспринимаешь острее. Я чувствовала моральное истощение и одновременно необходимость осознать сказанное.

– Не надо меня ломать. – Это прозвучало как мольба. Фраза сама соскочила с губ, превращаясь в усмешку на лице Трикстера.

– Мы только начали.

Уоррен

Уоррен съел уже четыре протеиновых батончика, запив банкой «ред булла». Селена наблюдала за ним сначала с удивлением, затем со скукой, изредка принося ему новые учебники из домашней библиотеки.

– Куда такая спешка? – спросила она, глядя, как он остервенело переписывает целый абзац ментальных заклинаний. – Ты все равно не сможешь это использовать.

– Я хочу изучать, – скороговоркой сказал он, рукой пытаясь нащупать на столе что-то съестное. Селена подкладывала ему то домашнее печенье, то куски пирогов или какие-нибудь чипсы. Уоррен ел без явного удовольствия, будто пытался просто заполнить чем-то рот. – Хочу запомнить все это.

– Ты ищешь способ расколдовать Кави?

– Надо как-то вернуть ему память.

Селена тяжело вздохнула и присела с ним рядом. В уютной кухне семьи Хиллс было тихо. Отец и мать отлучились по делам, Томас еще не вернулся из школы. В последнее время он вел себя не менее странно, чем ее парень, но тут она хотя бы знала, с чем это было связано.

– Уоррен, – она осторожно коснулась его худого запястья, – в традиционной магии нет ни заклинаний, ни обрядов, ни зелий, способных придумать человеку новую личность.