Муос. Чистилище

Худенький тюфяк на втором ярусе кровати показался для Веры толстой периной. Но, несмотря на усталость, несмотря на приятную мягкость постели, она не могла уснуть. Тесное, жаркое, затхлое помещение казармы, насквозь пропитанное запахом мужского пота и долго не стиранных портянок, разрываемое надрывным храпом и тревожным сопением убров, давило на нее. Ее тянуло в свободу переходов и туннелей с их бодрящей сыростью и едва слышной палитрой звуков. Вера могла бы заставить себя заснуть и здесь, но решила не изменять многолетней привычке. Она соскользнула с кровати и вышла в туннель. Дневальный у входа едва повел бровью, решив, что Вера идет в туалет. Она отошла вглубь туннеля, на полосу препятствий и оказалась как раз между блоком и блокпостом входа в Урочище. Ей нестерпимо захотелось стать снова диггером. Раздевшись догола и надев свою юбку, она улеглась на приятную прохладу бетона и почти сразу отключилась.

Сон диггера отличается от сна обычного человека. Спя, диггер не спит в прямом смысле слова. Он отключает сознание, но не органы чувств и рефлексы. И вот в сознание спящей Веры слух донес звук приближающихся шагов. Что-то подсказало, что этих шагов надо опасаться, и Вера проснулась. Она узнала его по походке и тяжелому сопению. Она уже догадывалась, что будет дальше, и первая растерянность сменилась трезвой решимостью. «Это даже хорошо – подумала Вера, – с этим надо кончить раз и навсегда!».

Он нагнулся. Тяжелая рука схватила Веру за бедро и потянулась выше. Не открывая глаз, Вера твердо сказала:

– Солоп, отвали.

– Че ты сказала, засранка? От тебя не убудет.

Вера открыла глаза и, не двигаясь, сказала чуть громче:

– Солоп, ты будешь потом жалеть.

Но спецназовец уже стаскивал с себя штаны:

– Ты че возомнила себе, сучка? На халяву ворвалась в команду мужиков и думаешь целкой здесь остаться? Хочешь жить – не ломайся. Вот что выбирай: будешь моей или общей. А пискнешь – голову откручу…

Распалившись, Солоп одной ручищей сжал Вере грудь, а вторую попытался засунуть ей под юбку.

В ту же секунду Вера выхватила из-под себя секачи и резанула ими. Солоп, который уже почти опирался на руки, от неожиданной боли завалился на пол. Вера едва увернулась от падения его массивного тела, вскочила с пола и забежала Солопу за спину. Солоп приподнялся, сел на корточки и непонимающе уставился на свои запястья, из которых хлестала кровь. Вера выхватила меч Солопа из заспинных ножен и бросила его перед ним. Отбрасывая ногой в сторону штаны Солопа, она громко закричала:

– Ты шел меня насиловать с оружием, герой? Ну что ж, бери свой меч. Только у тебя мало времени – через полминуты тебя начнет качать, через минуту ты упадешь, через две – тебя не спасти. Хотя еще не поздно позвать помощь и перевязать раны.

Но Солоп уже замахивался мечом. Слабеть он стал даже раньше, чем думала Вера, его удары были рассеянны, и она легко их блокировала. Прежде чем осевший на пол Солоп потерял сознание, к ним уже подбегали обитатели Урочища. Одни перевязывали вены Солопу, другие удивленно вылупили на полуобнаженную Веру с окровавленными секачами в руках. Жены Солопа пытались прикрыть его срамоту, натягивая ему штаны.

Зозон подошел к Вере:

– Почему ты не сказала, что ты – диггер?

– У меня тут никто ни о чем не спрашивал.

– Первый раз вижу, чтобы диггер уходил из бригад. Зачем тебе все это?

– У меня есть причины. И я рождена не диггерами. Мои родители были гражданами Республики.

– Ладно, надеюсь, что твои причины – веские… За два дня ты нажила здесь себе врагов, – кивнул Зозон на смотрящего на нее из-под бровей Булыгу – убра, которого она победила во время экзамена.

– Я никому зла не хотела.

– Да уж… Как тебя звать?

– Вера. Но диггеры называли меня Стрела.

– Стрела – так Стрела. Ты это… голой больше не ходи, здесь это не принято. И впредь спи в казарме: хочешь на полу, хочешь на стене, хоть на потолке, но в казарме. А чтобы этого больше не повторилось (Зозон презрительно кивнул на Солопа, которого несли в сторону Октябрьской, в Госпиталь) – я позабочусь. Придет командир из Центра, я ему доложу, он вызовет следователя. Думаю, пару лет каторги на Поверхности для Солопа обеспечены.

– Я бы этого не хотела.

– Мало ли чего ты хотела. За сокрытие преступления кара ненамного легче, чем за его совершение.

Зозон доложил о ЧП командиру, но в результате снова оказался виноват. Командир кричал: «От этой бабы одни беды!». Он отказался вызывать следователя, пообещав разрешить ситуацию по-другому. Как-то «случайно» оказалось, что Булыга и Солоп уже приняты в Черную Пятерку – элитную группу спецназа. Зозон в сердцах высказался:

– Значит, я в Черную Пятерку не подхожу, а неудачник, которого уложила на пол девчонка, и насильник, по которому плачет Поверхность, – это и есть элита спецназа?

– А это не тебе решать, Зозон, – небрежно парировал командир.

Вера не боялась преследования со стороны Солопа и Булыги. Но их неожиданный уход ее порадовал. В отличие от Зозона, она совсем не желала прихода следователя и разборок по поводу недвусмысленного нападения сержанта.