Муос. Чистилище

Несмотря на напряженный ритм обучения убров, у них все же оставалось свободное время: с момента окончания тренировок до отбоя им давалось два часа, а в воскресенье – половина дня после обеда. И убры отрывались по полной: до отбоя им надо было успеть напиться в столовой дрянного спирта, захмелеть и начистить друг другу морды, вспомнив какую-нибудь старую замусоленную обиду. Конечно, таким утехам следовали не все, в основном – холостяки. Кто-то играл в карты, выигрывая, а потом снова проигрывая сбережения, которые в Урочище все равно было не так уж легко потратить. Немногие уединялись в своих квартирах, проводя время с детьми и женами, правда, такая трата времени здесь не была популярной. Кто-то читал книги, выслушивал и пересказывал последние новости Муоса, обсуждал последние и давние боевые операции, вспоминал погибших товарищей. Или просто пораньше ложился спать, чтобы отдохнуть перед следующим тяжелым днем.

А Вера шла на полосу препятствий, к тренажерам, макиварам и мишеням. Драгоценные часы она тратила на то, чтобы свести к нулю фору, данную природой ее сослуживцам – мужчинам. К своим способностям она относилась критически. Ей постоянно казалось, что ее победы случайны, а успехи ничтожны. Иногда ей даже думалось, что здесь она ничему не научилась, а то, чему научилась у диггеров, забывает.

В один из первых вечеров Зозон услышал знакомый стук, который раздавался в неестественное для него время. У дневального, дежурившего на внутреннем посту, спросил:

– Кто там?

– Стрела. Чокнутая какая-то.

Дежурный для большей эмоциональной окраски данного им Вере определения покрутил пальцем возле виска. Зозон нахмурился и вышел на полосу.

Уже не только стук, но и учащенное дыхание девушки было слышно за рядами тренажеров и барьерных стенок. Так и есть: Вера как иступленная долбила руками в макивару. Снаряд не был рассчитан на такого легковесного бойца и сильно амортизировал. У Веры не получалось бить в унисон дребезжанию макивары. Зозон несколько минут наблюдал на это почти детское лицо с искусанными губами, всколоченными волосами и синими кругами под глазами. Хотел сказать пренебрежительно-заботливым отцовским тоном, чтобы она не занималась ерундой по ночам. Но вырвалось совсем другое:

– Не так бьешь. Ты целишься в ближайшую тебе плоскость, и кулак тормозит раньше, чем достигнет цели. Удар получается не такой быстрый и сильный. А ты должна бить так, как будто цель сантиметров на десять дальше, чем на самом деле.

Вера остановилась, смешно дунула на выбившийся из-под баданы клок волос, который лез в ей глаза, и широкими глазами посмотрела на своего командира.

– Поняла? Нет? Слушай внимательно и головой вникай в то, что я тебе говорю! Хочешь бить в челюсть – пробивай до затылка; хочешь бить в живот – веди кулак до спины. Вот так! – вмонтированная в пол деревянная балка с накрученной на нее паклей заметно прогнулась от мощного удара командира.

У Веры не получалось. Она старалась повторить движение Зозона – никак! Зозон давно бы дал подзатыльника, поставил устно задачу и пошел бы в блок. Но в блок ему не хотелось, впрочем, как и всегда. И поэтому он терпеливо объяснял Вере, как нужно бить. Он еще ничего не успел, как дневальный прокричал: «Отбой!». Впервые во внезапно потухших глазах бесстрашной девчонки он увидел не то растерянность, не то просьбу. Но команда «Отбой!» в Урочище чтилась свято. Он строго скомандовал:

– Марш в казарму… – но потом почему-то добавил: – Завтра продолжим.

Уже бежавшая в блок Вера прокричала с детской радостью:

– Есть, командир!

Зозон хмыкнул и поплелся в свою квартиру.

Домашних дел у убров не было – все это было заботой живших в Урочище женщин. Их жены должны были не только готовить и обстирывать свои семьи, а также живших в казарме холостяков, воспитывать и учить детей. Они занимались ремонтом жилищ, одежд и обуви, уборкой всего Урочища, подготовкой полосы препятствий, походами на Октябрьскую за покупками. В их обязанности входили чистка туалета, удержание груш во время отработки ударов убров, приведение в действие множества подвижных тренажеров и много-много неспецифичных для женщин обязанностей.

Были в Урочище две небольшие мастерские. Одна – по ремонту арбалетов и изготовлению стрел, вторая – швейная, где в основном готовили одежду для спецназа и армии. Работали в них, понятное дело, тоже только женщины. Но все это было лишь приятными заботами, по сравнению с тяжкой судьбой тысяч крестьянок других поселений Муоса, вынужденных трудиться в верхних помещениях, а то и подыматься на Поверхность. Женщины Урочища жили в сытости и безопасности, а это для Муоса было уже немало.