Муос. Чистилище

Один из приближенных Батуры испуганно смотрел на своего разошедшегося начальника. Он схватил администратора за руку, как бы пытаясь остановить его прорвавшуюся речь. Батура отстранился и продолжал:

– Видишь, офицер, мне уже все равно. Хочешь – возвращайся в Центр и пиши на меня рапорт. Ты можешь, а вернее, должен по уставу сообщить о подобном брожении мысли. Мне осталось недолго. Не за себя я трясусь. Пекусь за этих обмороков, которые здесь живут, их детей и жен. Но будь уверен, очень скоро большой кровью тебе придется отбивать эту станцию у лесников. Ты, конечно, сделаешь это с честью. И вот когда прогуляешься по обезлюдевшей станции и попинаешь ногой детские черепа – обязательно вспомнишь этот разговор в этой дыре. И сможешь ли ты после этого спокойно спать?..

Батура хотел говорить что-то еще, но очередной сильный приступ кашля, который он усилием воли до этого давил, прорвался наружу.

6

Убрам выделили три квартиры. На этой станции жилья хватало, не хватало людей. Зозон, недолго думая, сказал Вере:

– Ты давай в отдельную конуру, а мы – по двое.

Вера так и не поняла, почему он принял такое решение – ей, самой молодой в пятерке, отдельное жилье. Он мог его взять себе, как командир. Тем более, Вера уже привыкла спать в одной казарме с мужиками, да и никто из убров по этому поводу не комплексовал. Хотя, с другой стороны, в казарме никогда не ночевало меньше пяти-семи спецназовцев, а здесь Вере пришлось бы ночевать с Фойером, с Пауком, с Лисом или с самим Зозоном в одной квартире вдвоем. Не то чтобы Вера боялась домогательств: вряд ли кто из ее сослуживцев захотел бы повторить историю Солопа. Просто когда один на один в квартире – что-то в этом есть интимно-неловкое, чего Вере бы явно не хотелось. Поэтому она была благодарна командиру за отдельную квартиру.

Квартира Веры находилась у Озера. Так местные называли вырытую глубокую яму, постоянно заполненную водой. Перед тем как выкопать яму, здесь был снят один пролет рельсов со шпалами, и на этом месте вырыт котлован от обваливающейся стены станции до платформы. Сюда стекали сточные воды. И именно отсюда они откачивались посредством нескольких толстых шлангов, идущих к электрическим и велосипедным насосам. И сейчас кто-то дежурил «по насосу» – был слышен медленный скрип велосипедного механизма, откачивающего воду.

Вода в яме была мутная. Но, как бы там ни было, Вере не приходилось видеть нигде в Муосе такой большой «водоем». Работа насоса и сквозняки давали слабую рябь на воде, которая переливалась в свете единственной подвешенной к потолку станции лампочки. Поэтому зрелище завораживало. Вера легла на живот и глядела на Озеро через просвет между «створками» в тряпичной двери-занавеси своей квартиры.

– Где спрятала бульбу, сучка? – прохрипел чей-то сиплый голос. – Сюда давай, стерва черномазая.

Серия глухих шлепков и женский крик:

– А-а-а. Не бей, только не в живот, не бей!

– Мамку не трогай!

В зловещей тишине станции эти крики прозвучали как гром. Вера даже вздрогнула.

В тусклом свете Вера увидела картину местной семейной драмы. Болезненного вида плешивый мужик тащил за волосы смуглую женщину. За ними бежал такой же смуглый мальчишка лет десяти, который хватал мужчину за одежду и требовал, чтобы он отпустил мать. Сопоставив внешность матери и сына, Вера догадалось, что они – мулаты, значит, мать родом из Мавритании. Вера слышала, что все мавры теперь живут в Резервации, но, видимо, для таких гиблых мест, как Партизанская, этой было сделано исключение.

Женщина отчаянно вырывалась, кричала, пыталась мужчину укусить, сын хватал отца и, плача, тоже кричал, чтобы он отстал от матери. Сзади подбежала русоволосая женщина, которая стала бить пацана:

– Не лезь к отцу, мавр вонючий, вон пошел.

Еще трое маленьких детей стояли возле жилища этого семейного трио и плакали. Жилище стояло далековато от квартиры, в которой лежала Вера, но ей показалось, что все трое детей – тоже мавры.

Мужик столкнул женщину в Озеро. Воды ей оказалось по грудь, но по тому, как встрепенулась женщина, стало понятно, что вода очень холодная. Женщина подгребла к краю ямы, схватилась руками и пыталась вылезти. У нее не получалось, она стала просить мужа:

– Коля, достань, Коленька…

– Говори, ленточница вонючая, где бульбу спрятала. Говори, а то утоплю тебя здесь!

Мужик ударил пяткой в плечо женщине, которая отчаянно пыталась вылезти из ямы.

Русоволосую происходящее явно обрадовало. Пошатываясь от выпитого и от отчаянно вырывавшегося из ее хватки пацана, она злорадно скалилась:

– Так ей! Врежь суке этой!

Мулатка просила жалобно:

– Коля, я ж не себе ее спрятала. Ты же себе на брагу оставил картошки, две бадьи уже с Ленкой выпили. Нам же есть ничего не останется до следующей раздачи. О детях своих подумай!

– Эти байструки немытые – не мои дети. Не знаю, где нагуляла их.

Он опять попытался ударить свою жену, но из-за выпитого его координация явно оставляла желать лучшего, он чуть сам не свалился в яму.