Вера с тревогой смотрела на нависшие над стеной ветви огромных деревьев. Перелистывая в уме зачитанный до дыр и выученный наизусть в детстве учебник по биологии, она пыталась определить хотя бы одно из них. Даже сейчас она помнила до мельчайших подробностей картинки из учебника с подписями: «береза», «ель», «сосна». Но то, что она видела за стеной, и близко не походило на запомнившиеся изображения. Основная разница – в цвете: художники до Последней Мировой почему-то всегда рисовали кроны деревьев весело-зелеными. Откуда тогда этот зловещий буро-коричневый отлив?
Вера знала, что враждебность этой растительности отнюдь не кажущаяся. В дебрях скрываются твари больших и малых размеров, многие из которых прямо сейчас наблюдают за людьми. Обитатели Поверхности знают, что на двуногих нападать опасно, когда те на своей территории. Но если кто-то из людишек зазевается и подойдет слишком близко к забору, тогда… Батура предупредил, что близко к забору подходить ни в коем случае нельзя, во всяком случае, по одному. Да и без увещеваний администратора не было никакого желания приближаться к этой границе человеческих владений. Чудовищные вопли, рыки и визги с разных сторон ни на секунду не давали забыть о том, что за забором – чужой враждебный мир.
Единственное, что было прекрасным в этом мире – это небо. Оно неизмеримо выше и больше, чем представлялось Вере по рисунку матери на потолке их поселковой квартиры. Хотелось повернуться на спину и смотреть в эту бездонную синеву с редкими почти неподвижными облаками и плывущими точками высоко летящих птиц.
Незаметно закат сменился сумерками; за ними на мертвый Минск спустилась ночь. Разноголосицу дневных хищников вытеснили ужасающие уханье, шипение, скрежет ночных обитателей.
Вера и Фойер должны были обогнуть поле с левой стороны, Зозону, Пауку и Лису следовало сделать полукруг с правой. Обе группы ползли вдоль забора, не приближаясь к нему ближе, чем на десять метров. В скафандрах передвигаться было неудобно, особенно избранным ими способом: чтобы создавать меньше шума, убры двигались как ящерицы, опирались только на руки и ступни ног, а все тело держали на весу. И все же их слышали и видели: из-за стены слева то и дело раздавались жуткие ухи и чавканья. Оставалось надеяться, что их не видят те, кто прятался в Универмаге.
Наконец Вера доползла к условленному месту – границы поля, за которым росла высокая трава с кустарником, а затем вздымалась громадина Универмага. Именно здесь Вере и Фойеру предстояло пролежать, если не повезет, всю ночь.
Зозону, Пауку и Лису повезло меньше – их путь ползком должен быть едва ли не в два раза длиннее. Когда Вера и Фойер были на месте, остальные должны были еще где-то подходить, но их Вера не слышала, а значит, тем более, не слышали те, кто был в Универмаге. Зато в лунном свете было хорошо видно расхаживающих возле хибары партизанцев.
Фойер – самый старший в их пятерке, по муосовским меркам – почти дед. Он в спецназе еще с тех пор, когда для поступления в отряд не надо было проходить какие-то там испытания. Его взяли за его неуемную страсть к огню, которая оказалась полезной. До армии он работал в мастерской по производству спирта, и поэтому отлично знал не только одурманивающие свойства этой жидкости, но и то, как ее можно использовать в бою. У него был, пожалуй, единственный в Муосе огнемет, и Фойер уверял, что его привез из Москвы сам Присланный. Это оружие предназначалось для более горючих жидкостей, чем дрянной спирт муосовского производства, и он не мог выплевывать горящую струю – выпрыскиваемый спирт не воспламенялся от фитиля. Но Фойер все-таки наловчился обходить это неудобство. По индивидуальному заказу огнемет был скомбинирован с арбалетом. И сразу за струей спирта Фойер посылал зажженную стрелу. Иногда в самом начале боя удавалось поджечь одного-двух неприятелей или зажечь укрытие, где они скрывались. Но главный эффект производил сам огонь, особенно крики подожженных. Это вызывало шок и смятение у оборонявшихся, что давало убрам фору в несколько секунд.
И теперь Верин напарник лежал рядом с нею, направив в сторону Универмага свой арбалет-огнемет. За спиной у него канистра с закачанным под давлением спиртом. В руке – зажигалка, чтобы в секунду поджечь тряпичную пропитку стрелы.