Муравьи революции

Такого рода преступления в эпоху реакции разлились широкой волной и дали огромные кадры новой уголовной каторги, которая имела свою психологию, не имеющую никаких связей со старой традиционной уголовщиной. Этот новый слой уголовной каторги значительно повлиял на общую структуру уголовщины и внёс много нового в её быт. Старая уголовщина пробовала коситься на новых пришельцев, но, учитывая их силу, не решилась вступать с ними в борьбу, признала их равноправными членами и старалась с ними ладить, нередко считаясь с авторитетом более сильных из них. Так шаг за шагом уступала старая уголовная каторга место новой, стоящей выше её по своему умственному развитию, по своей энергии и организованности.

Александровская уголовная каторга представляла собой такой же конгломерат старой и новой уголовщины. Установив между собой общие нормальные формы отношений, старая и новая уголовная каторга органически не слились, отчуждённость между ними осталась значительная, но это не мешало им сохранять раз принятые формы отношений.

Состав уголовной каторги по роду своих преступлений был весьма разнообразен; он был весьма разнообразен и по возрастному составу.

Стариков, «ветеранов» уголовной каторги, было весьма немного: те, которые помнили Кару, Сахалин, Петровский завод, представляли собой единицы и держали себя патриархами. Они не вмешивались в волынки и жили довольно изолированно, физические силы не позволяли им перешагивать своих возможностей. Это были преимущественно профессиональные убийцы-грабители, герои «тихих» ночных преступлений, всю свою жизнь проведшие по каторжным тюрьмам, с короткими перерывами преступлений и кутежей на воле и имевшие за своими плечами по нескольку десятков убитых.

Более значительный слой был среднего возраста, основная же масса уголовных была от двадцати — двадцати двух и до тридцати пяти лет.

Самую значительную группу представляли «налётчики», имевшие удельный вес свыше 30 % всей уголовной каторги; за ними шла группа профессионалов убийц-грабителей всех видов и категорий: одиночек, групп, шаек и т. д.; дальше шли воры (скокари), карманщики, взломщики, прихватчики (прихватывавшие на тёмных улицах), конокрады, подделыватели векселей, фальшивомонетчики, контрабандисты, женоубийцы, убийцы в драке, растратчики и целый ряд ещё самых разнообразных профессий уголовного порядка. Кроме этой массы отбывали каторгу так называемые «самосудчики», главным образом крестьяне, сами расправлявшиеся с конокрадами, за что и получавшие каторжные работы. Эту часть каторжан уголовные преследователи избивали до смерти, если они случайно попадали в уголовную камеру. Поэтому администрация сажала самосудчиков в камеру укрывающихся вместе с предателями, шпионами и палачами. Таков был состав уголовной каторги по роду своих преступлений.

Хотя наплыв новых элементов уголовной каторга сильно изменил старые традиции, всё же борьба за их сохранение в среде уголовной каторги не прекращалась…

Майдан, хотя и не в прежнем виде, ещё играл в уголовной среде значительную роль. Майданщик, своего рода ростовщик, который держал в своих руках всю экономическую жизнь уголовной камеры: он держал карты, за пользование которыми взыскивал с выигравшего десятую долю; он ссужал деньгами, вещами и предметами питания нуждающихся под весьма высокие проценты; у него можно было достать водку, которую ему доставлял подкупленный надзиратель. Это был паук, который сосал соки уголовной «бедноты», и возле которого кормилась старая уголовная шпана, а потому и поддерживала этого паука и боролась за сохранение майдана, как источника своего благополучия. В традиции уголовной головки (шпаны) входил порядок обирания новых пришельцев на каторгу, имеющих неворовские дела. У пришельца забирали всё, что имелось «ценного»: чайник, бельё, новые коты, полотенце…