Мургаш

К вечеру тысячи мужчин, женщин, юношей и девушек получили винтовки и автоматы, пистолеты и гранаты. Перед бывшими полицейскими участками, превращенными в районные штабы милиции, тянулись длинные очереди, чтобы получить задание. А задания бывали разные. В таком-то доме замечен полицейский, в таком-то подвале нашли продовольствие и товары, предназначенные для черного рынка, в таком-то месте нужно выставить пост…

Я расспрашивала всех встречных, знакомых и друзей о бригаде, о Добри, но никто не мог сказать ничего определенного. Вечером пошла к Сотиру. На его квартире собралось человек пятнадцать. Здесь я увидела и Иванку Боневу. Мы обнялись, прослезились от радости.

До поздней ночи не смолкали разговоры. Только мы с Иванкой сидели у окна и молчали. Одна и та же мысль владела нами: живы ли наши? Не случилось ли страшное в последние дни?..

Рано утром мы все ушли. Не знаю, откуда пошел слух, что в это утро в город прибудет бригада. Народ высыпал на шоссе. Мы ждали час, другой, третий… Никто не появлялся. И тогда я решила, что нужно ехать встречать их на грузовике, и бросилась в участок милиции.

— Выходите на дорогу и останавливайте первый грузовик, какой попадется. Скажите: по приказу милиции!

Показался грузовик, мы его остановили, и он через минуту был заполнен самыми нетерпеливыми встречающими. Шофер дал газ, и грузовик полетел по пыльному шоссе. Остановился он в Чуреке. Там на площади шел митинг. И выступал на нем мой Добри!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

1

Власть Отечественного фронта!

Наша власть!

Когда мы втроем отправлялись в горы в тот июньский вечер 1942 года, мы шли выполнять свой партийный долг. Как о чем-то далеком мечтали мы о том времени, когда по нашей земле свободно будут шагать красные партизанские дивизии, а на знамени, развевающемся над городами и селами, будет написано: «Отечественный фронт»!

Мы верили, что это будет. И вот 9 сентября один за другим в наш последний партизанский лагерь прибывали связные, радостные, взволнованные, и сообщали:

— Товарищ командир, по радио объявили: власть у Отечественного фронта!

Возгласами «ура» встречали мы каждое такое сообщение. Мы были как пьяные, громко кричали, пели, обнимались, хотя для меня новость эта не была неожиданной.

Я знал циркуляр № 4 от 26 августа, изданный Политбюро партии, в котором говорилось о вооруженном восстании как о непосредственной задаче. Я знал приказ Главного штаба Народно-освободительной повстанческой армии от 1 сентября начать решительные действия, поднять народ на вооруженное восстание. Во исполнение этого приказа два батальона бригады были сосредоточены здесь, на Волчьей поляне, чтобы занять Витинский проход, как только последует сигнал.

Сотни партизан, около трехсот ремсистов только из Локорского края, сотни партийцев, ремсистов и членов Отечественного фронта из нашего партизанского района были готовы к последнему бою. И вот пришла эта весть. Ведь за нее отдали свою жизнь Митре и Калин, Васко и Ворчо, бай Райко и Дечо, Маке и Станко и многие другие партизаны. А сколько погибло других людей, помогавших нам, настоящих патриотов и борцов!

Власть в наших руках!

Действительно ли это так? А жандармские дружины и карательные роты, а армия, которой командуют фашистские офицеры?

Власть все еще нужно было брать с боем, укреплять ее и утверждать.

После получения первого сообщения не прошло и получаса, а оба батальона уже были готовы выступить на Софию.

Я выслал несколько групп, чтобы они помогли объявить власть Отечественного фронта в наших шопских селах[15], выделил разведчиков на дороги, отпустил связных и приказал двигаться к Витинскому проходу.

То один, то другой партизан спрашивал:

— Когда пойдем к Софии, товарищ командир?

И никто, наверное, не догадывался, что мне хотелось не просто идти, а бегом бежать туда. Однако приказ штаба зоны, Главного штаба был ясным и недвусмысленным. Наша задача — охранять проход, чтобы не допустить прорыва сил противника к сердцу революции.

2

Первым селом, в которое вошли два батальона, был Чурек. Не раз мы освобождали села, не раз нас встречали с радостью, но она всегда омрачалась мыслью о том, что скоро придется уходить. Сейчас мы пришли навсегда, и знамя, развевавшееся у нас над головой, было не только нашим, чавдарским знаменем, но знаменем всего освобожденного народа.

Разве можно найти слова, чтобы рассказать о тех днях? Радостные лица, бесконечные «ура» — и потому охрипшие глотки, поцелуи и объятия. Мне кажется, что такую радость испытывали только наши деды, когда войска Гурко и Скобелева преодолевали заснеженные проходы, когда казацкие сотни после тяжелого боя останавливались в освобожденных селах и городах, а народ с хлебом-солью, с белыми полотенцами и церковными хоругвями нес им в дар свою любовь и признательность.

Нас встречал весь Чурек. Мужчины и женщины, старики и дети вышли далеко за село с цветами. Цветов было столько, что, наверное, все поляны, все сады после этого опустели.