— А вот как кот ваш: такой же белый, глазища блестят, будто чёрт в нём сидит.
— Нин! — крикнул Гена. — Поди чай пить!
— Сейчас иду!
— Как белый? — обратился к Домрачёву Гена. — Может, как серый? Или как рыжий?
— Может, как рыжий, — ответил Домрачёв. — А сколько их у вас? Котов-то?
— Четыре. Иногда побольше, — Гене тоже захотелось пошутить над Домрачёвым серьёзным тоном, чтобы тот почувствовал себя глупым. — Они, Степан, бывает, вцепятся друг в дружку и как человек становятся: один большой пушистый человек. Ты, видать, потому и не понял, какой был твой Йети: белый али рыжий. Потому что он и рыжий, и белый сразу.
— А чего ему надо-то от меня? — насторожился Домрачёв.
«Вот почему, — понял он, — я цвета его не разглядел: много там цветов, оказывается».
— А я их посылаю на разведку иной раз, — продолжал серьёзно говорить Гена. — Чтоб не лазил никто. Ты поосторожнее с ними, Степан, а то в другой раз щадить не станут: по голове чем-нибудь тяжёлым тюкнут и в лес утащат. А зимы у нас морозные. Лес хорошо продувает.
— Чего ж я теперь, по своему участку лазить не могу? — негодовал Домрачёв.
— Они ж только ночью выходят на разведку. Уж прости, Степан, ночью гулять не дадим, — Гена едва сдерживал смех.
В кухню вошла Катя.
— Чего вы тут? — спросила она их и обратилась к отцу: — Полегче тебе?
— Иди-ка, — Гена поманил её к себе. — Ну дай, дай поцелую.
Он обхватил дочь за талию и прижал её щёку к своему колючему лицу. Домрачёв злобно смотрел на эту картину.
— Так как вы, Степан Фёдорович, всё-таки упали? — сев рядом с отцом, спросила Домрачёва Катя.
— Коты ваши столкнули, — медленно ответил Домрачёв. По его уставшему, заросшему лицу было видно: жизнь замучила бедного мужчину.
— Коты, — поджав губы, Катя закивала. — Не хотите, как хотите ― дело ваше, не очень-то интересно.
— А псина ваша… Чего она кинулась? Штаны все порвала, — возмущался Степан Фёдорович.
— А она у нас, Степан, всеядная, — продолжал подшучивать Гена. — Не только штаны кушает, но ложки, вилки. В том году, вон, двигатель от «Урала» слопала.
— Да ну?
— Ага, и казну султанскую, — вздохнув, ответила Катя и встала. — Степан Фёдорович, попрошу не кричать больше: я пойду читать.
— Приятного чтения, дорогая моя, — счастливо улыбнувшись, Гена снова поцеловал дочь в щёку.
— Так всю казну и слопала? — обратился Домрачёв к Гене, когда Катя ушла.
— Ну, — ответил Гена и засмеялся.
«Что ей тогда мои монеты?» — испуганно подумал Домрачёв. Степан Фёдорович поднялся.
— Куда намылился? — спросил его Гена.
— Воздухом подышу.
— Осторожнее с собакой, смотри. Она в ночи может и в оборотня превратиться, — сказал Гена и крикнул Нине: — Нин! Ну чего ты?
Домрачёв накинул на себя дублёнку и вышел на крыльцо. Верный стучал цепью, крутясь на огрызках Домрачёвских штанов. «Шельма, — подумал Степан Фёдорович. — Как бы в Йети не превратилась, шавка плешивая».
Домрачёв осторожно пошёл к будке. Пёс начал порыкивать.
— Молчи ты, — обращался к собаке Степан Фёдорович. — Куда монеты дела, дура?
Пёс ничего не отвечал.
— Ну чего рычишь?
Степана Фёдоровича трясло от страха. Он всё боялся, как бы цепь не лопнула и злая псина не кинулась на него. Ему не нравилась чертовщина, творившаяся в этой деревне. Он злобно посматривал на звёздное небо, упирающееся в заснеженные горы, и думал: «В такую погоду и дождевик неплохо…» Домрачёву начало казаться, будто в каждое живое существо, каждый предмет вселилось зло. Он стал вспоминать родных с их тараканами, комарами и пеньками и понял, что зло повсеместно: в каждом человеке, каждом листочке, в каждой снежинке. И вот он шёл прямиком к эпицентру этого мирового зла. К псу по кличке Верный.
Верный скалил зубы, нагибая пушистую морду к грязной земле, и медленно водил хвостом из стороны в сторону. Домрачёв подходил к нему осторожно. Ему казалось, что, если он будет идти неторопливо, пёс подумает, что движения вовсе нет. Но пёс реагировал на каждый шажочек Степана Фёдоровича.
Тогда Домрачёв решил напугать Верного. Он тоже оскалил гнилые зубы, наклонился и грозно зарычал. Пёс зарычал громче, но попятился назад, в будку. Когда Верный совсем потерялся из вида, Степан Фёдорович стал ковырять ногой почву, смешанную со снегом, пытаясь найти золотые монеты. Но, как напряжённо он ни смотрел на зону поиска, золота в ней не оказывалось. «Слопала, зараза, — подумал Домрачёв. — Точно оборотень».
Ночью ему снился странный сон. Он ехал по трассе в машине отца. Тот был за рулём. В машине было очень много незнакомого народа, было непонятно, как все смогли набиться туда. По стёклам стучал ливень, а на коленях у Домрачёва сидел отцовский белый кот и истошно мяукал. Степан Фёдорович повернул голову и посмотрел назад. Он увидел огромный запылённый КамАЗ. Под кузовом, на запасном колесе сидела, вся мокрая и грязная, Катерина. Влажная грязь из-под колёс летела прямо на неё. Домрачёв тогда подумал: «Хорошо, что не я».
На заправке он подошёл к посвежевшей девушке.
— Ты чего? — спросил её он.
— Везу складные стулья и палатку в Монте-Карло, — ответила она.
— Оно тебе надо?
— Надо, — слезливо ответила Катя.