«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

адъютантом на гауптвахту. Просидев два дня под арестом, был отправлен в отряд. Но здесь заболел и уехал в отпуск.

Переезд «Муромцев» из Зегевольда в Колодзиевку, на Юго-Западный фронт, январь 1916 г. С

забинтованным лицом стоит С.Н. Никольской.

Эшелон готов и уже тронулся. Мы с Панкратьевым поехали вперед и явились к генералу. Встречены

были очень мило. Генерал сказал мне, чтобы я тотчас же ехал в отпуск, предварительно съездив к профессору

Сиротинину, который меня осмотрит, и дал к нему письмо. Я сказал, что прошу, пока корабль не наладится,

задержаться с отпуском. «Ну, это пусть решит профессор», — сказал генерал.

Мы получаем пятый мотор в запас. Я решил лично привезти его в Волочиск, куда направляются

корабли. Еду в Питер, отправляюсь на завод. Там уже все готово. Вечером иду к профессору. Угрожающего

ничего нет. А ехать в отпуск надо, но сейчас или погодя — все равно. Говорю, что хочу наладить корабль и

тогда уехать. Прошу написать об этом генералу. Гружу мотор багажом в скорый поезд, причем

железнодорожное начальство никак не хотело этого делать. Я настоял и сам присутствовал при погрузке.

И вот 23 декабря тронулись. Где-то в Полесье встречали Рождество. Я решил устроить елку. На

станции купил деревцо и свечей. Привязал деревцо к стенке купе и, разрезав веточки вдоль, укрепил свечи.

Когда зажгли свечи, то собрался почти весь вагон. По этому случаю сделали даже складчину и

образовавшуюся сумму поручили одному из попутчиков направить в пользу раненых. В Киеве я опять сам,

обратившись в артель грузчиков, перегрузил мотор в багажный вагон.

Благополучно доставил мотор в Подволочиск, где стояли наши. Этот способ оказался наилучшим и

единственно возможным, так как впоследствии все вещи, отправлявшиеся с нарочными, где-то застревали, а

нарочные приезжали налегке. Так, например, блок цилиндров для мотора «Аргус» «Киевского» корабля мы

получили только через полгода после высылки.

Корабли уже почти готовы. Уже нашли место для отряда в местечке Колодзиевка и собираются туда

перелететь. Встретили Новый год. У нас семья состоит из двух экипажей кораблей, Павлика, заведующего

хозяйством Арсения Михайловича Колянковского и милейшего барона Корфа, члена Государственной Думы.

Он артиллерийский офицер 4-го корабля (Шаров) и приехал присмотреться к работе. У меня температура, и

поэтому в перелете участия я не принял.

1 января наши улетели, я поехал с эшелоном. Глотаю аспирин и салицилку и 3-го уже переезжаю в

Колодзиевку. С моторами плохо. Определенно кипят. Пробовали то и другое — все в порядке. Первые 10

минут ничего, а потом кипят и выбрасывают воду. Делали пробные полеты — кипят. Пересмотрели все,

ничего не нашли. Что делать? Вдруг осенило. Полез я с Ушаковым к мотору и додумался. Трубки, проводящие

воду, тонки. Вода не успевает циркулировать, оттого и кипит. Для второй трубки место в радиаторе есть, но

оно заделано. Для 110 сил одной хватает, а для 150 — мало. Сказано — сделано. Поставили вторую трубку,

завели мотор — хорошо. Гоняли целый час — не кипит. Делай остальные.

В этот промежуток времени съездил я на автомобиле в свой полк, который стоял севернее Волочиска

в резерве. Повидал Николая Алексеевича Веревкина из 1-го Стрелкового полка (двоюродный брат автора. —

Прим. ред.), правда, всего одну минутку, и, увы, видел я его в последний раз.

Моторы готовы, и вот 29 января идем в полет. Бомбим Денисув и Дворжиско. Разбили какие-то обозы.

А одна бомба, упав на задворки, разбросала огромную кучу чего- то черного. Решили, что навоз, и

поддразнивали Пупса- Павлова. 1 февраля я уехал в отпуск в Ялту.

Без меня — ряд славных дел. Во-первых, наш корабль бомбил несколько пунктов. Привозят отличные

снимки Буркановского укрепленного узла на реке Стрыпе, настолько ясные благодаря выпавшему снежку, что

видны проволочные заграждения. «Киевский» корабль двухпудовой бомбой попадает в столовую штаба

корпуса в Бучаче во время обеда и избивает там около 25 офицеров. Наш «пароход» производит два налета на

Монастержиско и производит там, по выражению самих жителей, «страшный суд». Утром несет 25 пудов и

вечером 30. Вокзал и город (здания, занятые под казармы войск) разнесены вдребезги. Налет на Подгайцы и

опять «страшный суд». Пупс-Павлик бил поперек станции сериями с расчетом: недолет — станция, перелет

— город. Уничтожено около десяти двухэтажных домов, причем разрывы имели красный цвет от кирпичной

пыли. Когда пленных спрашивали о Подгайцах, они хватались за головы и говорили: «Ой-ой-ой, что вы там

наделали!»

19 марта на аэродроме погиб поручик Павлов (попал в воздушный винт. — Прим. ред.). Тяжелая

утрата для всех нас.

25 марта при полете к Монастержиско корабль был атакован тремя «Фоккерами», приближение

которых к кораблю прозевали. Точно горохом обсыпало весь корабль. Звон разбитых стекол и летящие в

разные стороны щепки. Вторая атака уже встречена огнем. Опять «горох» и щепки. Но первый «Фоккер»,

нырнувший под корабль, получает в упор обойму из «мадсена», пущенную Ушаковым, и падает. В это время