Мусаси

Ядзибэй набрал молоди и, сдобрив ее соевым соусом, начал есть живьем. Он предложил угощение Осуги, но та с отвращением отвернулась.

Когда лодка причалила к западному берегу, Осуги слегка пошатывало.

— Осторожнее, — предупредил Ядзибэй, — держитесь за меня.

— Спасибо. Обойдусь без посторонней помощи, — протестующе замахала руками Осуги.

Дзюро и Короку привязали лодку, и все четверо направились по топкой низине к пригорку, на котором стоял храм.

Стайка детей усердно искала что-то, переворачивая камни. Дети окружили приезжих, стараясь перекричать друг друга.

— Купите, пожалуйста!

— Бабушка, а у меня лучше.

Ядзибэй, видимо любивший детей, не выказывал раздражения.

— Чем торгуете? Крабами?

— Нет, наконечниками стрел! — хором ответили дети, показывая пригоршни этого добра.

— Наконечники стрел?

— Ну да! За храмом похоронено много воинов и лошадей. Приезжающие сюда покупают наконечники, чтобы принести их в жертву мертвым. Вы тоже должны купить.

— Наконечники мне не нужны, но я дам вам денег. Согласны?

Все, разумеется, одобрительно зашумели. Ядзибэй раздал монеты, и дети убежали на поиски наконечников. Вскоре из крытой тростником хижины вышел человек, который собрал у детей деньги. Ядзибэй осуждающе щелкнул языком и отвернулся. Осуги завороженно оглядывала окрестности.

— В этих местах, верно, шли большие сражения.

— Точно не знаю, но во времена, когда Эдо был маленьким провинциальным селением, здесь происходили бои, лет пятьсот тому назад. Говорят, что в двенадцатом веке сюда приходил собирать войско Минамото-но Ёритомо из Идзу. А когда императорский двор был разделен — кажется, в четырнадцатом веке, — владетель Мусаси, князь Нитта, потерпел здесь поражение от клана Асикага. В последние двести лет здесь сражались Ота Докан и другие полководцы.

Пока Осуги и Ядзибэй беседовали, Дзюро и Короку пошли вперед, чтобы приготовить им место на веранде храма.

Храм несказанно разочаровал Осуги. Сэнсодзи представлял собой полуразвалившееся строение, а настоятель жил в жалкой хижине.

— И это храм? — неодобрительно заметила Осуги. — А сколько разговоров о Сэнсодзи!

Великолепный девственный лес окружал храм, однако святилище Кандзэон имело жалкий вид. Каждый год река выходила из берегов, подступая к веранде храма.

— Добро пожаловать, рад вновь видеть вас, — раздалось откуда-то сверху.

Осуги увидела на крыше настоятеля.

— Чините кровлю? — благодушно справился Ядзибэй.

— Приходится. Птицы одолели. Только настелю свежую солому, как они растаскивают ее на гнезда. Постоянно где-то протекает. Располагайтесь, сейчас спущусь.

Осуги и Ядзибэй зажгли поминальные свечи и вошли в полумрак храма. «Как же не течь!» — подумала Осуги, взглянув на потолок, зиявший бесчисленными дырами.

Осуги, вынув четки, опустилась на колени рядом с Ядзибэем. Глаза ее заволок туман, когда она начала читать молитву Каннон из Сутры Лотоса:

Ты обитаешь в воздухе, подобно солнцу.
Если дурные люди и столкнут тебя с Алмазной горы,
Положись на чудодейственную силу Каннон,
И волос не падет с твоей головы.
Если тебя окружат разбойники
И пригрозят тебе мечом,
Положись на чудодейственную силу Каннон,
И разбойники смилуются над тобой.
Если правитель осудит тебя на смерть
И над твоей головой занесут меч,
Положись на чудодейственную силу Каннон,
И меч разлетится на куски.

Старуха начала молитву негромко, но постепенно ее голос креп, она забыла о присутствии Ядзибэя, Дзюро, Короку и, казалось, отрешилась от бренного мира.

Восемьдесят четыре тысячи живых существ
Потянулись душой и сердцем
К вечной мудрости Будды.

Четки задрожали в руках старухи. Она без паузы перешла от молитвы к собственным просьбам:

Славься Каннон, почитаемая всеми!
Слава тебе, воплощению милости и сострадания!
Прими благосклонно просьбу старухи.
Помоги мне сразить Мусаси,
Помоги одолеть его поскорее.
Помоги отомстить ему!

Внезапно смолкнув, Осуги прижалась лбом к полу.

— И сделай из Матахати хорошего человека. Помоги процветанию дома Хонъидэн, — шепотом пробормотала она.

Наступило молчание. Снаружи донесся голос настоятеля, который приглашал гостей выпить чаю. Ядзибэй и оба молодых человека, простоявшие всю молитву в подобающей позе, растирали затекшие ноги.

— А теперь мне можно попробовать сакэ? — блестя глазами, спросил Дзюро.