— Нет. Мы хотим обсудить будущее дома Обаты и рассчитаться с Кодзиро.
Синдзо застыл в глубокой задумчивости.
— Ты, верно, слышал, что Кодзиро стал вассалом Хосокавы Тадатоси и сейчас находится на пути в Будзэн, — продолжал молодой человек. — Все сошло ему с рук: оскорбление учителя, убийство его единственного сына и расправа с нашими товарищами. Мы, ученики Обаты Кагэнори, обязаны что-то предпринять.
Белесые хлопья пепла вились над костром.
— Я тоже одна из жертв, — после долгого молчания произнес Синдзо. — У меня есть свой план. Что предлагаете вы?
— Мы хотим обратиться с протестом к Хосокаве, рассказать ему обо всем и потребовать, чтобы он выдал Кодзиро нам. Мы насадим голову Кодзиро на пику и поставим у могилы учителя.
— Полагаете, что Кодзиро выведут связанным к вам? Вряд ли, Хосокава не пойдет на это. Его клан заинтересован в боевом мастерстве Кодзиро, поэтому его взяли в вассалы. Вашу жалобу воспримут как новое подтверждение его воинского искусства. Какой даймё выдаст вам своего вассала без веских причин?
— Тогда нам остаются крайние меры.
— Какие?
— Их отряд продвигается медленно. Мы успеем собрать всех преданных учеников школы…
— И напасть?
— Да. Просим тебя присоединиться к нам.
— Ваша план мне не нравится.
— Ты же носишь имя Обата!
— Признать превосходство противника трудно, — задумчиво проговорил Синдзо. — Кодзиро искуснее всех нас. Напав на него даже не одним десятком, мы лишь покроем себя позором.
— Неужели ты останешься в стороне? — в один голос воскликнули все самураи.
— Нет, вы меня неправильно поняли. Я не хочу, чтобы Кодзиро остался безнаказанным, но выжидаю срок.
— Завидное терпение! — усмехнулся один из молодых людей.
— Боишься ответственности? — спросил другой.
Синдзо не отвечал. Молодые самураи молча пошли от костра. У конюшни они увидели незнакомого мальчика, который расседлывал взмыленного коня.
Вскоре к конюшне подошел Синдзо.
— Хорошо, что ты вернулся! — воскликнул он.
— Вы что, поссорились? — спросил Иори.
— С кем?
— С самураями, которые только что прошли здесь. Они были очень сердитые и как-то странно говорили. Он, мол, трусоват, мы его переоценили.
— Не обращай внимания, — ответил Синдзо. — Где ты был ночью?
— Дома. Учитель вернулся.
— Я знаю, что его должны были освободить. Слышал новость, Иори?
— Какую?
— Твой учитель теперь очень важный человек. Ему невероятно повезло — он будет наставником сёгуна по фехтованию. Мусаси создаст собственную школу.
— Правда?
— Совершенно серьезно. Ты рад?
— Конечно! Можно взять коня?
— Ты ведь только приехал.
— Я поскачу домой и сообщу учителю.
— Не надо. Как только состоится решение совета старейшин, я сам поеду к Мусаси.
Решение вскоре было принято. Из замка прискакал гонец с письмом для Такуана и вызовом Мусаси в канцелярию сёгуна. Мусаси повелевалось явиться на следующий день в Приемный павильон у ворот Вадакура.
Когда Синдзо прискакал к дому Мусаси на равнине Мусасино, он застал хозяина с котенком на руках, беседующим с Гонноскэ.
— Я приехал за тобой, — сказал Синдзо.
— Спасибо, — произнес Мусаси. — Благодарю за заботу об Иори. Вечер Мусаси провел с Такуаном и даймё Удзикацу, наслаждаясь теплотой их дружбы.
Проснувшись на следующее утро, Мусаси нашел у своей постели сложенное парадное платье, веер и бумажные салфетки.
— Сегодня у тебя великий день, — сказал ему за завтраком Удзикацу. На завтрак подали рис с красными бобами, морского леща и другие праздничные кушанья.
Получив вызов во дворец сёгуна, Мусаси сначала хотел отказаться от высокой чести. В Титибу он много размышлял о двух годах, прожитых в Хотэнгахаре, и о разумном правлении. Мусаси пришел к выводу, что даже Эдо, не говоря уже об остальной стране, не готов к системе идеального правления, о которой он мечтал. Проповедовать основы Пути к государственным делам преждевременно, надо дождаться, какая из сил — Эдо или Осака — установит безоговорочную власть над страной. Мусаси мучил еще один вопрос — если дело дойдет до войны, кого ему поддерживать: Восточную или Западную армию? Или укрыться в горах и питаться кореньями до тех пор, пока не наступит мир?
Мусаси все же не мог отказаться от оказанной чести потому, что подвел бы своих благожелателей и друзей.
В необыкновенно солнечное утро Мусаси в парадном платье ехал на великолепном скакуне к вратам славы.
На въезде к Приемному павильону стоял высокий столб с надписью: «Спешиться!» Мусаси соскочил с коня, стражник и конюх приняли поводья.
— Меня зовут Миямото Мусаси, — произнес Мусаси установленную этикетом фразу. — Прибыл по вызову, направленному вчера советом старейшин. Сопроводите меня к начальнику приемной.
Мусаси провели в приемную и оставили там, «пока не последует приглашение». Приемная представляла собой просторную комнату, расписанную птицами и орхидеями. Приемная называлась «Комната орхидей». Появился слуга с чаем и сладостями. Птицы не пели, орхидеи не благоухали, и Мусаси начал позевывать.
Наконец появился круглолицый седоволосый придворный, а может, и министр.
— Вы Мусаси? — спросил Сакаи Тадакацу. — Простите, что заставили вас ждать.