Мусор

– Паспорт, – с королевским достоинством приподняла тонкие полосочки бровей продавщица.

– Блин, забыл, – нимало не смущаясь, широко улыбнулся тот.

– Тогда хрен, – подражая его улыбке, так же ответила она.

Несколько подростков возмущённо загалдели в один голос, другие – те, что поменьше, молчаливо жались по стенам, готовые уйти. Девушка вздохнула: «Говорила же», – и тоже развернулась к выходу, сохраняя равнодушие. Доброжелательный Андрюха сказал:

– Валюш, а дай-ка мне два с половиной литра «Приятеля», а?

– Вот он, нашёлся, – усмехнулась она.

– Вам нефильтрованное, янтарное или обычное, отцы? – поинтересовался Андрей у подростков. Те протяжно забасили: «Обы-ычное, обы-ычное». Самый маленький и чумазый пискнул: «Спасибо, дядь». Все, включая Андрюху и Валентину, рассмеялись: «Ты-то куда?». Малыш смутился, нахмурился и отошёл к холодильнику, к которому вернулась и девчонка.

Пузатая коричневая бутылка глухо стукнула о прилавок. Лидер компании, пересыпавший в этот момент деньги из своей руки в подставленную лодочкой широкую ладонь Андрюхи, нахально заметил: «Куда? Не тряси!». Валя ответила неопределённым возгласом, означавшим её возмущение детской наглостью.

– Сигареты не забудь, – напомнила вдруг девочка с зелёной макушкой.

– А, точно, – спохватился длинный. – Дядь, не будет сигарет? – и он перевёл колкий, прямой взгляд с Андрюхи на Сашу.

– Не курю, – мотнул тот головой.

– Дай говна – дай и ложку, – продолжал веселиться его товарищ, доставая из кармана пачку синего «Бонда». – Сами такие были, – и он с удовольствием посмотрел на друга, ища подтверждения.

Когда всё было куплено, и Андрюха, отказавшийся от помощи, нёс по тёмной, с незажжёнными ещё по летней привычке фонарями улице туго набитый чёрный пакет, периодически вздыхая: «Не оборвались бы ручки только», – а впереди, сильно вдалеке, были слышны детские голоса, звонко наперебой сквернословящие и тут же смеющиеся, но самих их уже не было видно – Саша думал, что и правда, они были именно такими. Он вдруг вспомнил, как вечерами они собирались у другого, такого же, магазинчика, на углу его улицы, долго и тщательно отсчитывая мелочь, которую удалось набрать у родителей, вычисляли, что можно на эти деньги купить – счастьем было, если к бутылке пива и сигаретам прилагалось ещё немного, чтобы позволить и семечки, например, или маленькую жестяную баночку апельсинового коктейля – «догнаться». Как шли потом на территорию детского сада, охраняемую его соседом: дети давно разошлись по домам, и на пустых игровых площадках им разрешалось сидеть под навесом, при условии, если потом уберут за собой. Как весело им было! Он даже не мог бы вспомнить ни одной шутки, но точно хранил это ощущение вечерней тишины, общей бесцельности, блаженной безответственности, болевшего от смеха живота и кружившего, кружившего, не создававшего совершенно никаких проблем, свободно выпускавшего наружу что-то громкое и цветущее из самого нутра, что приходилось скрывать в себе целыми днями, опьянения – чувство, которое он искал в алкоголе, пожалуй, до сих пор, но никогда больше не испытывал. Даже в самые радостные моменты он теперь давал больше злобы и удручения, чем освобождения. И это главное, чего он всякий раз хотел найти здесь, но больше не узнавал, – приходил сюда и словно встречал других, незнакомых людей, не те стены, не те дома, и сам он, Саша, был кем-то совсем другим, никогда в жизни тут не сидевшим, не гулявшим, так беззаветно не хохотавшим.

Глава 7

Все сидели вокруг стола и внимательно, оставив музыку лишь блеклым фоном, слушали дядю Шуру, даже не обратив внимания на возвращение Саши с Андреем.

– Ну, и вот. Думаю: самое время, значит, того… эт самое… Бабу-то эту…

– Ну, – смеялся Дубонос, перегнувшись через стол, с таким живым любопытством предвкушавший запоминающуюся историю.

– Иду в комнату, а там темнотища-а, что в жопе у негра. Нащупал кровать, – дядь Шура, прикрыв глаза и вытянув вперёд мелко подрагивавшие руки, изображал свою беспомощность в тёмной комнате. – Сверху лёг. Помацал – вроде задницу нащупал. Большая такая, сочная, – потряс в воздухе крепко сжатым кулаком, одобрительно кивая, словно оценивал на спелость арбуз. – Начинаю штаны с неё стягивать и прибор настраивать.

Дубонос слегка откинулся назад, предчувствуя развязку.

– Начинаю, короче, засовывать, а она как завизжит! И басом! «Викторыч, ты что, охуел, что ли?».

В ответ тишина. Юрец осторожно спросил:

– Не баба, то есть, была?

– Ну нет, ёмана, я койки перепутал! Это Валера, сменщик мой!..