Муссолини и его время

Эдда умоляла отца вмешаться и, бежав при помощи Ватикана в Швейцарию, написала письмо Гитлеру, угрожая опубликовать скандальные дневники своего мужа. Но это не помогло – нацистский диктатор не испытывал к зятю дуче ни малейшей приязни, а Муссолини оказался неспособен противостоять давлению собственных соратников. В то же время Чиано, ожидавший в веронской тюрьме начала процесса, сумел передать супруге письмо для Черчилля, в котором полностью отмежевался от предвоенной внешней политики режима и обвинял дуче во всевозможных грехах. После некоторых колебаний британский премьер-министр решил не обнародовать это послание.

Процесс начался 8 января 1944 года и продлился всего три дня. Шестеро подсудимых предстали в веронском замке Кастельвеккио перед девятью членами специально созданного трибунала. Еще в ноябре 1943 года, когда создавался этот высший орган республиканского правосудия, Муссолини особо подчеркнул, что перед лицом трибунала привилегированных быть не может, а фашистские радикалы задолго до начала процесса объявили, что не примут никакого другого решения, кроме осуждения и расстрела «предателей». И все же первый день работы трибунала еще давал Чиано и остальным основания надеяться. Казалось, что обвинение не сумеет доказать их участие в подготовке свержения дуче и «содействии врагу».

Маршал де Боно, первым ответивший на предъявленные обвинения, вполне резонно заявил, что Муссолини сам утверждал процедуру работы Большого фашистского совета и знал о подготовленной Гранди резолюции. Да и в самом ее тексте не было ничего крамольного, утверждали маршал и остальные подсудимые. Маринелли и вовсе заявил, что из-за глухоты он не вполне понял происходившие на заседании события и поддержал Гранди в полной уверенности, что речь идет об облегчении взваленной на плечи дуче ноши.

Подсудимые единодушно отрицали участие в заговоре военных и короля, что было правдой, в отличие от утверждений о том, что никто из обвиняемых не знал о назревающем перевороте. Только Паречи достаточно откровенно сказал о том, что к 25 июля 1943 года подавляющая часть итальянцев была настроена закончить войну любой ценой – по его словам, именно это, а вовсе не интриги Гранди и привело режим к тяжелому внутреннему кризису.

На следующий день заседание началось с зачитывания председателем трибунала так называемого «меморандума Кавальеро», ставшего для обвинения главной уликой. Выходило, что «изменники в генеральном штабе» давно замышляли воспользоваться Большим советом, чтобы подорвать позиции дуче в партии и тем самым облегчить проведение готовившегося переворота. И хотя с юридической точки зрения такая аргументация была крайне сомнительной и доказать непосредственную связь между настоящими заговорщиками и подсудимыми обвинитель так и не смог, в истерической обстановке работы трибунала обычные нормы права и доводы формальной логики не действовали. Во время заседаний в зал врывались чернорубашечники, угрожающе наводя свои автоматы на подсудимых и адвокатов, да и сама атмосфера в замке была соответствующей – за это отвечала специально подобранная публика, сплошь состоящая из фанатиков режима. После того как подсудимые еще раз отвергли все обвинения в заговоре, государственный обвинитель потребовал приговорить всех шестерых к смертной казни через расстрел.

10 января 1944 года началось третье, последнее, самое непродолжительное заседание, в ходе которого адвокат Чанетти напомнил трибуналу, что его подзащитный отозвал свой голос в поддержку резолюции Гранди уже в первые утренние часы 25 июля, направив личное письмо Муссолини с изъявлениями лояльности – после этого трибунал удалился в совещательную комнату. На деле все уже было решено – партии требовалась искупительная жертва за июльские события 1943 года. Фашизм должен был «очиститься от предателей» в собственных рядах.

Председательствующий в трибунале участник «похода на Рим» попытался вывести из-под обвинений хотя бы де Боно, но не преуспел в этом – и маршал, и Чиано, и трое других обвиняемых были осуждены к казни. Той же мере наказания подвергли и остальных, отсутствовавших в Вероне, «изменников 25 июля». Из шести оказавшихся на скамье подсудимых уцелел лишь благоразумный Чанетти, успевший 25 июля «переменить дирекцию», вследствие чего трибунал счел возможным заменить расстрел тридцатью годами тюрьмы. Бывший министр корпораций был на грани обморока от счастья, а остальным осужденным подарили еще один день жизни, обнадежив напоследок предложением написать просьбы о помиловании на имя дуче. Приговоренные и не подозревали, что Паволини, с самого начала осуществлявший над ходом процесса партийный контроль, не собирался вручать их судьбы в руки Муссолини. Руководствуясь «заботой о дуче», он настоял на том, чтобы все прошения были отклонены на месте, в Вероне.