Можно вспомнить и бывшего индонезийского президента Абдуррахмана Вахида, известного как Гэс-Дур, – старейшину исламского плюрализма. Он родился в 1940 г. «Гэс» – почтительное мусульманское обращение, а «Дур» – ласковое уменьшительное имя от полного «Абдуррахман». Я беседовал с Гэс-Дуром в Джакарте. Офис его был анфиладой угрюмых темных комнат. На стульях, выстроившихся вдоль стен, сидели и спокойно курили посетители, ожидавшие приема. Безмолвными взмахами рук они указывали мне путь во внутреннее святилище. Гэс-Дур уже почти ослеп. Он сидел в полумраке, прикрыв глаза, облаченный в национальную расписную рубаху, и отрывисто барабанил пальцами по столу, точно по клавишам рояля. На Среднем Востоке, в очень похожей, столь же угрюмой обстановке, среди людей, куривших сигарету за сигаретой, я выслушал за долгие годы немало ругани, адресовавшейся Израилю и Западу. Но здесь была Индонезия, а Индонезия – совсем иное дело.
«Наши радикалы немногочисленны и слабы, – сказал Гэс-Дур. – Здешний радикализм испускает предсмертный вздох, – продолжил он, приподнимая веки для пущей выразительности. – Воинствующий ислам в чести на Среднем Востоке, но отнюдь не у нас. Только на Среднем Востоке религию обратили политикой. Хамас умеет лишь надрывать глотку. А дело делают евреи: они согласно и упорно трудятся, создавая будущее. – Гэс-Дур помолчал и продолжил: – Мы сродни туркам, а не арабам и не пакистанцам. В Пакистане ислам работает против национализма. Здесь же исламом утверждается и подтверждается национализм [светский], что, в свой черед, опирается на индусское и буддийское прошлое. Угроза государственного распада миновала. Индонезия – множество островов, составляющих единое государство. Ислам в Индонезии гибок и подвижен. Разумеется, Коран – священное писание, он незыблем; но ислам еще не завершил своего развития, он, если угодно, поныне беседует и сам с собою, и с другими религиями…» Так своеобразно говорил Гэс-Дур; так, вероятно, говорят передовые мыслители, проповедники и провидцы[67]
.Его наблюдения не были общими местами, хотя удивительно, как часто в течение месяца, что я провел на индонезийской земле, самые разные люди внезапно заявляли: нужны добрые отношения и с евреями, и с последователями других вероисповеданий. Индонезийцы задержали, судили и казнили террористов, которые взорвали дискотеку на острове Бали в 2002-м (погибло более 200 человек): это лишь укрепило индонезийскую демократическую систему, общество ничуть не возражало против того, чтобы трое негодяев получили по заслугам. Во время первого своего президентства Джордж Буш-отец объявлял войну терроризму, во время второго – призывал распространять свободу и демократию. Индонезия лучшим образом воплотила призывы Буша в жизнь – причем в той же последовательности. Правда, и Бушу, и его правительству оказалось некогда обратить на это внимание…
Сложная история индонезийского ислама – не менее запутанная, чем узоры на яванской ткани-батике, – не заканчивается человеколюбивыми словами Гэс-Дура. Великая мечеть в Банда-Ачехе (Месджид Райя Байтуррахман) как бы намекает на множество противоречий, присущих здешнему исламу. От шести ее поразительных, угольно-черных куполов и блистательно-белого фасада веет и Средним Востоком, и Юго-Восточной Азией. Мне припомнились царственные мечети Северной Индии, изукрашенные радостными цветочными узорами, прихотливыми орнаментами, сочетающими географически различные местные традиции. Суровая, воинственная мужественность мечетей, высящихся, например, в Египте и Северной Африке, – храмов, похожих на бастионы, – отсутствует начисто. В этом святилище шумно резвились дети, щебетали тропические птицы, а коленопреклоненные женщины в