Муссон

Мысли о начале куси неизменно вызывали из памяти Ясмини. Этот ветер понесет ее корабль на север залива, к жениху. И эта мысль заставляла его страдать от гнева и досады.

Он подумывал написать калифу в Маскат с просьбой отменить этот брак. Он даже собирался признаться приемному отцу в своей любви и попросить позволения жениться на Ясмини. Они встречались ежедневно после наступления темноты, но когда он рассказал ей о своем замысле, Ясмини пришла в ужас и задрожала.

— Я думаю не о себе, Доули, но если отец заподозрит, что мы любим друг друга как мужчина и женщина, честь заставит его передать это дело муллам на суд шариата, как бы он ни любил тебя. И приговор для нас обоих может быть только один. Нет, Доули, в той стороне спасения нет. Наша судьба в руках Аллаха, а он не всегда милосерден.

— Я заберу тебя с собой! — объявил Дориан. — Возьмем дау и несколько моих лучших людей, уплывем и найдем место, где могли бы жить и любить друг друга.

— Такого места нет, — печально сказала Ясмини. — Мы оба мусульмане, а в исламе такого места нет. Мы навсегда станем париями и бродягами. Здесь ты большой человек и еще возвысишься. Тебя любит и уважает наш отец, любят все. Я не позволю тебе отказаться от всего этого ради меня.

Очень много драгоценного времени, проведенного вместе, они обсуждали свое положение. В лунном свете они лежали в объятиях друг друга и бесконечно шептались.

Поняв, что у них нет возможности освободиться, нет спасения, они любили друг друга со страстью почти свирепой, словно это могло отвратить нависшую над ними судьбу.

Перед рассветом Дориан отводил Ясмини ко входу в туннель, здесь она целовала его, как в последний раз, и по Дороге Ангела возвращалась в зенан.

* * *

С каждым днем девушка, прежде игривая и радостная, которую все в зенане любили, бледнела, становилась все молчаливее и безразличнее. Ее подруги и служанки встревожились. А в маленьком замкнутом мире зенана ничто не ускользало от внимания Куша.

Идиллия любви и отчаяния длилась целый месяц, до перемены муссона. Экспедиционная армия готова была отплыть на материк. Приготовления к замужеству Ясмини также завершались. Ее приданое уже было отправлено из Маската в Абу-Даби, вещи упакованы и готовы к поездке, которая переместит Ясмини на дау за тысячи миль к северу, в новый дом, в заключение другого зенана, где она проведет остаток жизни.

Я не допущу этого, — говорил Дориан. — Я освобожу тебя, даже если мне придется отказаться от всего остального в жизни.

— Нет, Доули, я не позволю. У тебя будет еще много других жен, и ты завоюешь славу и счастье без меня.

— Нет, — отвечал он. — Мне неинтересны другие. Мне нужна только ты.

— Тогда я больше никогда не приду к тебе по Дороге Ангела. Если ты не пообещаешь забыть об этом безумии, мы видимся в последний раз, Доули. Поклянись!

— Не могу.

— Тогда мы больше не увидимся.

Он видел, что она приняла решение.

— Пожалуйста, Ясси, ты не можешь быть такой жестокой к нам обоим.

— Тогда полюби меня в последний раз.

— Ясси, я не смогу уйти без тебя.

— Ты сильный. Сможешь. Люби меня. Дай мне то, за что я смогу держаться, смогу помнить.

У входа в туннель они расстались, и Ясмини, почти ослепнув от слез, побежала назад по узкому проходу. А когда выбиралась из отверстия в мавзолее древнего святого, большая рука схватила ее и подняла на ноги.

Она отбивалась, брыкалась, но Куш без труда удерживал ее и смеялся ей в лицо.

— Я много лет ждал этого, маленькая развратница. Я знал, что когда-нибудь ты окажешься в моей власти. Ты всегда была слишком смелой и упрямой.

— Оставь меня! — закричала она. — Отпусти!

— Нет, — ответил Куш. — Теперь ты моя. Никогда больше ты не нарушишь мои правила. Другие женщины будут слушать твои крики, и дрожать в своих постелях, и думать о цене греха.

— Мой отец! — закричала она. — Мой будущий муж заставит тебя дорого заплатить, если ты причинишь мне вред.

— Твой отец едва знает твое имя. У него много дочерей, и среди них нет блудниц. А твой будущий муж никогда не допустит в свой зенан гнилой полупрожеванный плод. Нет, малышка, отныне ты принадлежишь только Кушу.

Куш отнес ее в маленькую комнатку у кладбища, на краю садов, укрытую от остального зенана зарослями колючих цветущих кустов.

Здесь его ждали два помощника, тоже евнухи, рослые, жирные и очень сильные. Они много раз совершали в прошлом такую казнь и уже все приготовили.

Куш и его помощники уложили Ясмини на жесткую деревянную раму и раздели. Все трое улыбались в предвкушении удовольствия; они были в набедренных повязках и лоснились от пота: в комнатке было жарко. Они трогали ее тело, гладили шелковистые руки и ноги, нюхали волосы, щипали маленькие груди. Потом, когда она была совсем обнажена, привязали ее руки и ноги кожаными ремнями, так что она лежала распятая и не могла пошевелиться. Куш встал между ее ног и улыбнулся почти по-родственному.