Мутанты

- Выйди! - Неведомым ранее, поистине волчьим усилием воли он вернул себе самообладание. - И не мешай мне работать!

У разбуженной старой девы сил на иронию уже не было:

- Работать?!

- Работать!

- Я ему даю - не берет! - открыла Тамара ярко и хищно накрашенный рот. - А у этой прошмандовки просит! Готов на колени встать!! Думаешь, я танцевать не умею?!

От резонанса ее голоса с потолка и стен взвихрилась золотистая пыль. Любка зажалась в угол канапе, собравшись в комок, - сработал навсегда вживленный в сознание инстинкт рабыни. Мерно и далеко гудящий зал ночного клуба замер. И эта пугающая тишина неожиданным образом ввела Волкова в состояние, сходное разве что с состоянием аффекта.

- Вон отсюда, женщина! - словно мутант, прорычал он и неожиданно толкнул ее грудью. - Умри, шалава!

У них были несравнимые весовые категории, кроме того, Николай Семенович был ниже ростом на полголовы и втрое уже в плечах. Несильный, щадящий толчок пришелся в мягкий, складчатый живот. Но Тамара вдруг рухнула в канапе, чуть не придавив Любку, и новая, добротная на вид, мебель вмиг с грохотом развалилась на части, приземлив таким образом грузное расплывчатое тело. Пол содрогнулся, качнулся, отчего трельяж сорвался со столика и брызнул зеркальными осколками по всей гримуборной.

Бывшая секс-рабыня опомнилась, взвизгнула и порхнула к выходу. И, сам поражаясь своей невозмутимости, Волков вышел следом за ней и притворил за собой дверь.

- Коля, Коленька! - зашептала Любка, прильнув к нему. - Бежим скорее, убьет!

- Не бойся! - Он оторвал от себя перепуганную танцовщицу. - Говори быстро, где встречала мутанта?

- На двенадцатом километре, - легко призналась та. - На стене знак - надпись на немецком… Что-то там… комму-нистен, тод… Короче, «Смерть коммунистам!». Мы тоннель купили у китайцев…

Таможенник круто развернулся и пошел к черному ходу, коим пользовались служащие ночного клуба. Они же столпились в коридоре, привлеченные грохотом в гримерке, и сейчас, словно битое зеркало, разлетались из-под его ног в разные стороны.

- Давно бы так! - крикнул он на пороге, похоже, более самому себе, хотя не узнал своего голоса.

И тут увидел, как из гримерки вышла Тамара, наряженная в эротическое белье. Да по коридорчику прямым ходом на подиум! Даже зная Тамарины увлечения, подобного Волков не ожидал. Все бросились в зал, смотреть, и он, непроизвольно, - за поварами и официантами.

Публика замерла, будто в кино кадр остановился. Судебный же пристав подплыла к шесту и давай выделывать такие движения да с такой энергией, что у бычков в зале сначала слюни потекли, потом истерика началась. Она еще голосом, как по телефону, застонала и голливудским текстом в микрофон:

- О-о! Как зовут тебя? А-а-а! Ты мой бог! Делай со мной, что хочешь… О, май гад! Вау! У тебя все в порядке? Давай еще! А! А! А!

И кто-то из зала все это снимает на сотовые - фотовспышки сверкают. Тут в первых рядах толпы лысина с оселедцем блеснула и воздетый к потолку стек - лишь по этим приметам Волков и угадал батьку Гуменника. На лице же у того - гримаса крайнего сладострастия, исказившая его до неузнаваемости! Того и гляди выскочит на подиум и падет в объятия Тамары…

Волков сего зрелища и позора более выдержать не смог, промчался сквозь обезумевшую, ослепленную публику, выскочил на улицу, и только тут осенило, что незаконная жена таким образом приговор себе подписала. И добро, что батька видел! Теперь есть полные основания расстаться, и даже пан Кушнер возразить не посмеет!

От ночного клуба Николай Семенович не шел, а рысил, словно спешащий к добыче волк, и, по мере того как приближался к таможне, все сильнее ощущал некий голод, сопряженный с вселившимся в него неистовством. На российском КПП дежурил бессменный Шурка Вовченко, сейчас встревоженный и осунувшийся от бессонницы, - что-то говорил, махал руками, забыв, что они живут на штыках, однако Волков расслышал лишь обрывки фраз:

- … В ночнике! Гастроль!

Конечно, москаля следовало бы попытать относительно мутанта, наверняка что-нибудь высмотрел в свой телескоп, да сейчас было не до него. Волков миновал таможню и с ходу заскочил в свой «фольксваген», припаркованный у калитки.

Никогда прежде он не мог являться в резиденцию депутата без приглашения, но сейчас был особый случай. Невзрачный, даже скромный с виду особняк на отшибе, огороженный обшарпанным забором, внутри выглядел богато и со вкусом. Место было живописное, на берегу речки, где когда-то стояла водяная мельница и теперь осталась лишь разрушенная плотина да сваи, торчащие из стремнины. Еще живописнее было на территории самой усадьбы, где даже пальмы росли в огромных кадках, которые на зиму убирали в тайную, замаскированную оранжерею: пан Кушнер не любил хвастаться роскошью и придавливал всех, кто вольно или невольно это делал. Поэтому бывший секретарь райкома и нынешний и.о. головы до сих пор прозябал в брусовом, колхозных времен, двухквартирнике, тогда как москаль Пухнаренков отстроил себе чуть ли не дворец на территории бывшего пионерского зоосада.