Мутанты

– Как полагается по старому обычаю. Посвататься, чтоб все серьезно!

– И тату согласие дал?

– Слово дал!

– Это он поспешил! – засмеялась Оксана и отняла руку. – Ты бы хоть поухаживал за мной, для порядка. Подарков бы каких‑нибудь надарил, букетик…

– А я тебе все сразу подарю. Все, что есть. И себя самого!

– О, это очень дорогой подарок для меня. Не приму!

– Почему?

– Не нужен ты мне, Мыкола. Особенно после Тамарки. Чтобы я, после нее? Никогда!

Он глянул исподлобья, незнакомо и жестко, по‑волчьи.

– Ты не оставляешь мне выбора, – внезапно выдернул ключи из замка зажигания. – Силой возьму. Здесь и сейчас. Ты доигралась, девочка.

Эти слова у него были чужими, наверняка где‑то услышанными и взятыми на вооружение. Оксана в тот миг подумала, что с ней так и надо – резко, решительно и силой. Тогда, может быть, вылетит блажь из головы…

Но достала монтажку из кармана дверцы:

– А тебе уже приходилось? Насиловать беззащитных девушек?

Показалось, он щелкнул зубами и отвернулся. Оксана решила не дразнить его – на всякий случай:

– Остынь, Мыкола. Ты же знаешь, я Юрко люблю.

– Ну да, твой Юрко лучше всех! – как‑то по‑ребячьи огрызнулся тот.

– Он не лучше, он хуже всех! Он, подлый, измучил меня. Который год томлюсь, как в тюрьме! Найди еще такую дуру, чтоб столько ждала!

– Брось его! Забудь! И выходи за меня!

Она положила голову на руль, спрятала лицо за рассыпавшимися волосами.

– Брошу! – проговорила клятвенно. – Но сначала дождусь. Я ему устрою! Я ему отомщу за свою юность!

***
Утром бабка Сова проспала до девяти – пока со сватом провозилась, пока его домой с Оксаной отправила, да на дедовой половине прибралась, и только в четвертом часу спать легла. Тут же подскочила и сразу побежала в козлятник. Коза привыкла к ранней дойке и теперь орала на всю округу.
Но едва присела возле нее и взялась за соски, как почуяла – кто‑то шелохнулся за спиной. Бывало, козел из ревности ее бодал, и хоть получал не раз по рогам, все равно иногда ткнет лбом в спину, а сам наутек.

– Вот только попробуй! – пригрозила она, не оборачиваясь.

И вдруг услышала гортанный, чудной голос:

– Ыррын баба… Сулум алкум, ыррын баба.

Глаза скосила, и подойник выпал из рук – леший! В ясли козлятника забрался и сидит, глазами морг, морг…

– Батюшки! – охнула. – И говорить умеет…

– Тундара як, кубатыныны ойху! Ай –яй‑яй…

Сова подойник подняла и к стенке, за козла на всякий случай встала.

– Знаешь что? Ты иди‑ка отседова! Нечего по чужим козлятникам прятаться!

– Баба Игылыз! – заблеял незваный гость и сделал попытку вылезти из яслей.

– Не знаю, кто ты – мудант или леший… – строже проговорила она. – Добром прошу, иди! Я женщина одинокая, защитить некому…

И глазами вилы поискала. А чудище это привстало и говорит:

– Дыд Кур, баба Сава!

– Чего‑чего?

– Саха‑Якутия! Юрко!

– При чем здесь Якутия? – На миг она растерялась. –

И Юрко?

– Юрюнг манна!.. Тундара жил. Саха – Якутия! Тунда‑ра олень курдунг! Юрко!

– Верно, мой внук Юрко в Якутии. За алмазами поехал…

– Юрко! Юрко! Алмас хотун. Пурга – у‑у‑у! Олень анабар як! И кириккитте, на куй! Тыала хотун! Батур тыала хотун!

Она заподозрила неладное, но виду не показала.

– Ты покуда посиди здесь, – подвинулась к двери, – отдохни… А я скоро!

Выскочила на улицу, козлятник – на навесной замок. Сама же метнулась в одну сторону, в другую: что делать? Кого позвать? Дед Куров, было слышно, прошел к себе по своим подземным ходам и, верно, горилки тяпнул с устатку да спать завалился. На то, что дверей в перегородке нет, а только ковер, взлохмаченный взрывом, едва проем прикрывает, конечно, внимания не обратил. И то, что два воза грязи и мусора вывезла, посуду перемыла, тряпье перестирала, – не заметил. А когда замечал‑то? Так бы уже шум поднял, что государственная граница нарушена…