Мутанты

Бабка Сова тихонько к нему заглянула – спит мертвым сном, даже шапчонку не снял и, хоть сапоги скинул, портянок не размотал. И входную дверь нараспашку оставил – заходи, тащи, что хочешь! Конечно, понять можно: в последнее время дед спал часа по два за ночь, не больше, и, должно быть, сильно уставал от всяческих напастей и злоключений. Но что тут поделать, будить надо, помочь больше некому. Она осторожно на дедову половину зашла, дверь прикрыла и за печку.

– Степан Макарыч! – окликнула громким шепотом, называя по имени‑отчеству, чтоб сразу не разгневался. – Эй, проснись! Я ведь этого муданта споймала!

Дед по партизанской привычке еще вскакивал мгновенно и сразу хватался за наган:

– Где? Что? Кто?

– Это я, Степан, – ствол в сторону отвела. – Муданта, говорю, споймала! Лешего!

– Как поймала?

– В козлятнике заперла!

Куров головой потряс, проснулся окончательно:

– Теперь иди отпирай.

– Почто?

– Не мутант это. И не леший, – зевнул он. – Шаман якутский. Юрко прислал, духов гонять.

Сова у виска пальцем повертела:

– Ты что, совсем? Каких духов?

– Злых, нечисть всякую. Помнишь, в Якутии шаманов видели? Этот такой же, только пообносился, пока добирался… Я велел к нам прийти, как борьбу закончит.

– Зачем ты всяких шаманов в хату зовешь?

– Что ему, так на второй заставе и отираться? На него охоту объявили, американец приехал из НАТО, с ружьем…

– Подозрительный он! Я сразу узрела! И про Юрко трындит! – И вдруг села рядом, словно подрубленная, всхлипнула: – Ты с дедушкой‑то этим толково разговаривал? Все ли понял?

– Да я уже шаманский язык освоил! – похвастался Куров. – А что?

– Сомнение меня взяло… Жив ли наш внучок? Может, шаман этот весть дурную принес, а мы не понимаем?

– Какую дурную?

– Мало ли какую… Все Юрко поминает, а поди разбери, что хочет сказать. Кстати, якуты на вас, хохлов, так похожи. Только глаза щурят…

– Не шали, Елизавета!

– Сердце у меня женское ноет… Не погиб ли Юрко в проклятой тундре? Дедушка‑то все про тундру толкует! Я и подумала, не сгинул ли наш внучок? А то, поди, пал смертью в этой проклятой Якутии. Замерз на холодном севере!

– Да с чего ты взяла?!

А она внезапно сорвалась в бабий причет, чего от Совы раньше было не услышать – постарела, должно быть…

– Ты! Все ты говорил: построй хату свою, тогда и женись! Ты вот построил, а женился? Политик! Макаренко! Жениться надо, когда приспичит! А ты на север внука родного погнал ! А он там сгинул, горемычный! Дедушка‑то, шаман, сказывал: кирикитте на куй…

Куров послушал тоскливый вой и встряхнулся:

– Правильно погнал! Пусть на мир посмотрит! А женится, так шиш что и увидит! Только одно у вас на уме: женись – и все! К юбке своей привязать норовите!

– Ох, чую, пропал хлопчик, – не унималась Сова. – На погибель свою поехал. Поди, в тундре и закопали! И моги‑лочки не буде‑ет…

– В тундре не закопаешь! – начал терять терпение дед. – Там вечная мерзлота, забыла, что ли?

– Знать, так бросили, волкам на поживу… А какой он пригоженький был, какой кудрявенький!

– Не вой! – рявкнул дед. – Иначе сейчас же границу на замок! И все, как было!

Бабка примолкла, концом платка промокнула сухие глаза и насупилась. А Куров помялся и сменил гнев на милость:

– Ну, будет сердиться‑то… Поди отопри и скажи: гылыз, шаман, ойху кубатыныны.

– С чего это я так говорить стану?

– С того, что извиниться надо, – наставительно сказал он. – Нехорошо сделала. Юрко послал нам шамана с делом благородным, а мы его под замок. Это хохлам да американцам он мутант, а нам – человек. Видала, сколько у него глаз?

– Ну и что? – не сдавалась Сова. – Мало ли, бывает. Поросята вон тоже… А все равно свиньи…

– Третий глаз открывается, чтоб нечистую силу видеть!

– У тебя бы хоть раз открылся. Чуть ли не до утра нечисть у тебя тут выгребала. И хоть бы заметил…

– Да я заметил, – дед огляделся, – вон паутины в углах нету… Пойди отопри и в хату позови.

– Что же Юрко сам не приехал? Дедушку какого‑то послал…

– Наш внук теперь высокого сана. Ему негоже являться туда, где злые духи. Шаман этот изгонит, освятит тут все, Юрко и пожалует.

– Он так и сказал? – Сова от изумления губы трубочкой вытянула, как в юности. – Да неужели?

– Явился, говорит, визит подготовить, – заверил дед. – На высшем уровне. Ты же знаешь Юрко: он просто так не может. Ему сразу все или ничего. Видно, вздумал на оленях в Братково въехать, так сказать, при полном параде.

– Хоть бы уж живой да здоровый вернулся, и ладно, – облегченно вздохнула бабка. – А то ведь Оксана к нему в Якутию собралась…

– Поди, сама уговорила?

– А что делать‑то? Сват слово нарушить вздумал. Мы‑коле, этому волчонку, Оксанку хочет отдать. Сговорились за нашей спиной.

– Мыколе? Крестнику?!

– К Тарасу Опанасовичу подкатился и, должно, сторговал девку. Мудант хренов…

– Вот так да ! А что же Оксанка‑то?

– Крестничек обхаживать начал, – нахмурилась Сова, – предложение сделал, вчера уж ночью… Оксанку я как девку понимаю. Сколько ей соломенной‑то вдовой ходить? Сама всю жизнь живу – не жена, не невеста…