Дарринг нажал на педаль, и машина рванула вперед.
Больше за всю дорогу я не проронила ни слова. Говорить было не о чем. Заводить старую шарманку я не хотела, на бабу-истеричку не походила, да и ничего нового он мне сказать не мог. Проще решить свои проблемы самой, чем ныть и обвинять в бедах кого-то другого. Даже если все тогда погорячились, сказанного не вернешь, как и сделанного. У дома Канаи я вышла, не дожидаясь, когда Дарринг откроет мне дверь. Из окна на меня уже смотрел сам Канаи, и при виде машины Дарринга, отъезжающей от тротуара, лицо у него стало каменное.
– Почему так долго? – «ласково» встретил он меня у двери.
– Задержалась со студенткой, помогала ей закончить диплом, – просто ответила я, снимая плащ и подавая его Канаи.
Тот повесил его на вешалку и попутно выглянул в окно, будто проверяя, уехал ли Дарринг или все еще стоит у входа.
– Почему не одна?
– Задержалась и ректор вызвался меня проводить до дома. У вас тут девушки пачками пропадают по ночам.
Канаи хотел что-то сказать, но лишь кивнул в знак согласия с правильностью действий своего начальника. Затем подошел ко мне и развернул к себе, держа за плечи.
– Никогда. Слышишь, никогда не смей общаться ни с кем без моего ведома. Пока это клеймо, – он сильно сжал мое плечо, – на тебе, ты не имеешь права общаться с кем хочешь, особенно с ректором. Поняла?
Я с вызовом посмотрела на него. В глазах не было ни ярости, ни злости. Просто четкий приказ.
– Да, сэр, – неразборчиво буркнула я, выбираясь из его тисков и отправляясь к себе наверх.
– К восьми часам я жду ужин, – донеслось мне вслед.
«Все как в реальной жизни», – подумала я, поднимаясь по лестнице, – «где-то рядом есть недостижимый и эгоистичный красавец, а ты идешь готовить ужин еще более эгоистичному ревнивцу». Тяжело передвигая ноги, я стала подниматься. С тех пор, как я поселилась здесь, из дома пропали все слуги, и их обязанности плавно перекочевали на мои плечи. Прям как настоящая семейная жизнь: весь день пашешь на работе, приходишь домой и можешь делать, что хочешь: хоть стирай, хоть готовь, хоть полы мой.
Глава 31
Утром меня разбудил тяжелый стук в дверь. Еле оторвав голову от подушки, я полусонная дошла до двери и отодвинула щеколду. Привычка запираться на ночь у меня выработалась именно здесь. Дом Канаи так и не стал мне родным, постоянно казалось, что в любой момент меня ждет какой-то подвох. Распахнув дверь, я увидела взъерошенного Канаи с какой-то бумажкой в руках.
– Сегодня вечером мэр города устраивает праздник по случаю дня рождения своей дочери, – махнул он передо мной листком, – мы должны присутствовать.
– Мы? Я-то зачем там нужна? Ни дочери, ни самого мэра я не знаю.
Канаи сложил листок и убрал в карман домашнего халата, посмотрел мне в глаза.
– Ты поедешь со мной. Отправь посыльного к мадам Листье за платьем, а сама начинай готовиться.
И не ожидая моих возражений, развернулся и ушел в свою комнату. Ну да, кому интересно твое мнение, если ты рабыня с клеймом на плече. Одевшись, я высунулась из окна и окликнула мальчишку-посыльного. Дав ему все поручения, я засмотрелась на город. Со второго этажа можно было увидеть больше, чем с каменных мостовых. Осень вступала в свои права, раскидывая листья по улицам. Последние теплые лучи согревали пушистые животы кошек, растянувшихся на крышах домов. То тут, то там слышался топот копыт, двуколки везли своих хозяев на службу. Студенты медленно брели, подхватывая кипы учебников, норовящие выпасть из рук еще не до конца проснувшихся хозяев.
Приготовления к вечернему балу заняли почти весь день. Канаи оставил меня дома, уехал в Академию один, правильно рассчитав, что женщина после трудового дня не сможет быстро и оперативно привести себя в порядок перед таким важным торжеством. Я полежала в ванне, добавив туда разных масел и трав, после чего от меня пахло лучше, чем после самых дорогих духов из Рив Гош. Фенов в этом мире не было (еще одно упущение и мои перспективы на внедрение крайне важных инновационных технологий), поэтому почти весь день я провела за сушкой волос и составлением прически.
Вот это стало настоящей проблемой. На балу хвостиком не отделаешься, а по моде этого мира самая лучшая прическа – это трехэтажная конструкция из волос в виде животного или птицы. Мои же способности к парикмахерскому искусству сводились к заплетению косички, из которой минут через десять уже начинали вылезать волосы во все стороны, а через пятнадцать сваливалась резинка. Провозившись добрых часа два, я поняла, что сие мастерство мне не подвластно. Помощи просить было не у кого, Канаи строго следил за тем, чтобы вокруг меня было как можно меньше людей. То ли так ревностно относился к своим приобретениям, то ли не забывал о моем приключении с лошадьми.
Когда внизу хлопнула дверь, и твердый тон Канаи сообщил о том, что платье прибыло, и у меня есть час на сборы, я уже окончательно плюнула на затею с прической и сидела с горячей кочергой, намотав на нее волосы. В этой позе и застал меня Канаи, войдя в комнату с моим платьем наперевес.
– Это кочерга, – решил он просветить меня.