Читаем Музей полностью

СТАЛИН. Вот как. Простого секретаря теперь мало, подавай им генерального. Что же, дельное предложение. Думаю, мы его обсудим. Интересно, кого же они намечают на новую должность?

КИРОВ (голос спадает почти до шепота). Иосиф, я отказался. Более достойного, чем ты, в партии нет.

СТАЛИН. Я спрашиваю, кого они намечают на эту должность.

КИРОВ. Меня… Я отказался. Мне это не нужно. Именно поэтому я тебе все и рассказал, понимаешь?

СТАЛИН. Понимаю. Спасибо, Мирон. Ты настоящий друг.

ВРАЧ. В результате вскрытия при отворачивании левого полушария головного мозга над левой половиной мозжечкового намёта обнаружена пуля. Тип – тупоносая оболочечная калибра «Наган». В настоящее время она хранится в Музее Кирова за пуленепробиваемым стеклом. Шансов на выживание у покойного не было. Вещество левого полушария мозжечка размозжено.

КИРОВ. Я так и знал, что ты не обидишься. То, что они предлагают, – это черт знает что. Прав был Ильич: просто детская болезнь какая-то.

СТАЛИН. Детская болезнь… Даже Ильич ею болел, знаешь? Особенно перед смертью. Когда я навещал его в Горках, наш Ильич мог уже только мычать. А такой был шустрый, помнишь, Мирон? Всей матушке России подол задрал. Приедешь, бывало, в Горки обстановку проверить, тут и его выкатывают. Никого не узнает, только глазенками вращает. Какая жалкая смерть! Ты бы хотел такую?

КИРОВ. Нет.

СТАЛИН. А какую бы ты хотел смерть? Хотел бы – героическую? Ты, скажем, героически умираешь, а мы тут же создаем твой музей. Или называем твоим именем какой-нибудь город. Хочешь – Вятку? Там тихо-тихо…

КИРОВ. Я жить хочу.

СТАЛИН. Была Вятка – стал Киров, всего-то делов.

ВРАЧ. Взять медицинское вскрытие. В прежние времена и вскрывалось-то как-то по-другому, с думой о вечном. А какая тут вечность с товарищами? Зашьешь его, сердечного, суровой ниткой и – привет. Вот, товарищ дорогой, все, что от тебя осталось.

СТАЛИН. Что это у тебя там бубнит все время? Радио?

КИРОВ (оглядываясь на врача). Вроде того.

СТАЛИН. О чем это они так поздно?

КИРОВ. Да что-то о здоровье.

ВРАЧ. Товарищи-то больше всех хорохорятся, а не успеет прыщ выскочить – первыми же в штаны и насрут.

СТАЛИН (после паузы). Вот тебе и ленинградское радио. Дисциплина-то совсем никуда. Твоя вотчина. Ты ведь у нас пока не всей страной правишь.

КИРОВ. Иосиф, я же как другу все тебе рассказал…

СТАЛИН. В курсе дела, Мирон. (Смотрит на часы.) Поздно уже. Спи спокойно.

<p>Сцена четвертая</p>

Утро. Киров впускает в кабинет Медведя.

МЕДВЕДЬ. Доброе утро, товарищ Киров.

КИРОВ. Доброе, доброе, товарищ Медведь. Проходи, не стесняйся.

МЕДВЕДЬ. Как ваше здоровье, товарищ Киров? Мы тут встревожены, объективно говоря.

КИРОВ. В полном порядке. Чихнуть, понимаешь, не дадут, сразу же врача присылают. Здоров я, Филипп Демьянович, как бык!

ГОЛОС С.-Т. Ну, слава Богу. А то мы тут по ошибке патологоанатома прислали. Нам нашего Мироныча беречь надо.

КИРОВ. Докладывай, товарищ Медведь, обстановку.

МЕДВЕДЬ (открывая папку). Докладываю. Поступили очередные донесения от сексота Волковой.

ГОЛОС С.-Т. Волкова – надежный товарищ.

МЕДВЕДЬ. Позавчера Волковой удалось обнаружить существование тайной организации «Зеленая лампа».

КИРОВ. Хорошая работа!

МЕДВЕДЬ. При пересечении Лиговского проспекта Волкову насильно втолкнули в автомобиль, где сидел бывший царский генерал Карлинский. Он отвез Волкову в поселок Шушары, где приказал членам организации над ней надругаться. Волкова насчитала 703 члена.

КИРОВ. Она узнала кого-нибудь?

МЕДВЕДЬ. Только своих сотрудников и соседей. Составляют примерно четверть организации.

КИРОВ. Хорошо. Составьте списки.

МЕДВЕДЬ. А списки готовы. (Достает списки.) Я бы таких зубами рвал. Только это еще не все, товарищ Киров. Будучи в гостях у одного путиловского рабочего в Кирпичном переулке, Волкова случайно обнаружила три корзины с человеческим мясом. Мясо, по предположению Волковой, было приготовлено для продажи в розницу.

КИРОВ. Какой общий вес?

МЕДВЕДЬ. Килограммов триста пятьдесят – триста семьдесят. При среднестатистическом весе в семьдесят килограммов ушло, думаю, пять – пять с половиной совслужащих. Это если с потрохами.

КИРОВ. А если – без?

МЕДВЕДЬ. Тогда, возможно, и больше. Скорее всего, они потроха отдельно реализовали.

КИРОВ. Сомнительная это идея – человеческим мясом торговать. А еще путиловец. Мясо конфискуйте.

МЕДВЕДЬ. Я думаю, Сергей Миронович, реализовать его надо, чтоб не пропадало.

КИРОВ. А что на ценнике стоять будет?

МЕДВЕДЬ. Мясо человеческое. Или просто: человечина.

КИРОВ. Не по-ленински это… Да и название с непривычки царапает – мясо человеческое…

МЕДВЕДЬ. Можно: человечное.

ГОЛОС С.-Т. Название проникнуто гуманизмом.

КИРОВ. Вот что: объявим сорт пикантным. А с путиловцем что делать?

МЕДВЕДЬ. Реализуем в розницу или разбросаем по спецпайкам. Пролетарская косточка.

Входит Аэроплан.

АЭРОПЛАН. Товарищ Киров, тебе письмо. Очень личного характера.

МЕДВЕДЬ. Разрешите, я прочту. (Тянется к письму.)

Перейти на страницу:

Все книги серии Сестра четырех

Музей
Музей

«Музей» – третья пьеса в сборнике Евгения Водолазкина «Сестра четырех».«Пьеса "Музей" – не историческая и не социальная. Это не "история", а, выражаясь по-лермонтовски, "история души". Точнее – двух душ. Жанр я определяю как трагифарс – но с развитием действия фарс испаряется, остается трагедия. Грустная повесть о том, как – по Гоголю – поссорились "два единственные человека, два единственные друга".Герои – Сталин и Киров, место и время действия – СССР тридцатых годов. Я мог бы их назвать, допустим, Соловьевым и Ларионовым, но тогда пришлось бы долго объяснять, что один – волевой, а другой – не очень; я был бы рад поместить моих героев на Луну образца 2020 года, но тогда требовалось бы рассказать, отчего в этот момент там сложилась такая безрадостная атмосфера. Обычно я избегаю писать об исторических лицах, потому что реальный контекст отвлекает. Речь ведь идёт не о конкретных людях, а о человеческих типах».Евгений Водолазкин

Евгений Германович Водолазкин

Драматургия

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги