Музей бывших Аси Самолётовой

Я задумалась над тем, что не планирую тут жить, а значит — не стоит тратить силы на дизайн-проекты.

— Ась, а ты что думаешь?

— Перефразирую Скарлетт О`хара: подумаю об этом весной.

— Тоже верно, пока ещё холодно начинать работы. Тыщ тридцать зелени хватит? На материалы и зарплату бригаде?

В голосе Свята заиграли нотки самодовольства. Вопрос был вопиюще риторическим.

— Ой, та зачем такие деньги, сунце моё, ты что!

— Маман, успокойтесь. Всё под контролем. Деньги — они же для того, чтобы их тратить.

— Святик, ешь молча. Маленький ты ещё о деньгах рассуждать.

— Ну зарабатывать же не маленький.

— Молча! — скомандовала Джэгода.

Из разговора я усвоила одно: нам грозил ремонт.

— Ась, ты всё равно подумай над дизайном. Накидай идеи, ты же художник. Вот как ты видишь нашу комнату? — Спросил Свят перед сном.

— Я вижу нашу комнату за пределами этого дома.

— Да, я понимаю. Но, знаешь, теперь мы будем делать ремонт и не хочется оставлять родителей одних, им тяжело будет.

— То есть одних? Ты же хотел бригаду нанимать для работ.

— Это понятно, сами они делать ничего не будут. Но нужно же контролировать рабочих, решать всякие мелкие вопросы. Там, поехать докупить, проследить, чтобы правильно всё делали.

— Так, ну это понятно. Но мы как с этим поможем? Ты на работе до вечера, а я как-то не особо умею надзирать. В чём наша роль?

— Ну, не знаю. Так тоже некрасиво, уехать и свалить на них всё. Мы, значит, будем жить в хоромах, а они тут пыль глотать. Несправедливо.

Вроде бы и складно говорит, но мне, всё же, не по себе.

— А если ремонт затянется на год, два?

— Да ну, с нашим бюджетом за месяц, ну, максимум за три всё будет шикарно.

— То есть, мы съедем только к лету?

— Да, вряд ли раньше.

Я потушила светильник над кроватью и легла спать. Свет потух, а тревога в моей душе разгорелась. Холод ворвался в дом, холод ворвался в душу. Тревога хоть и разгоралась, но не грела. С этой ночи в моё сердце попала льдинка, как у Кая, обжигающая всё внутри. В воображении, я из бесчисленных кусочков себя складывала слово «терпение».

Айс, айс, бэйби.

Февраль 2013 года. Трубочки со сгущёнкой и криком

На мне: халат, тапочки-собачки. Наушники лежат на подоконнике

Тоскливо. Мне опостылел этот дом, этот ковёр над кроватью, этот воздух. Здесь неприятная энергетика, тёмная, тягучая, въедливая. Я опустошалась с каждым днём. Причиной тому два «без» — безделье и безысходность. Я не проводила дни лёжа на диване, но уборка и приготовление еды не было делами воодушевляющими. После них оставалась половина дня, уходящая на чтение и сон. Эти два занятия давали мне возможность уйти в другую реальность, что временно обезболивало.

Выть хотелось. Неважно, в полнолуние или молодой месяц. Что-то было не так. Радость ушла, хлопнув дверью. В такие дни особенно хочется сладкого. Я достала с чердака вафельницу, купила сгущёнку, сливочное масло и ушла на кухню печь настроение.

Тесто закончилось, а на тарелке горкой уложились трубочки, немного стекая сладкой сгущёнкой. Оставила горячую вафельницу подостыть, чтобы мыть её не обжигаясь. Ушла в спальню. Джэгода и Свят вернулись с работы. Она переоделась и пошла на кухню. Через несколько минут Свят подошёл ко мне.

— Почему ты не убрала на кухне за собой?

— Оставила вафельницу остывать, она очень горячая, — сказала я, не отрываясь от книги.

— У, ясно. Почему мать должна за тобой убирать?

— Никто ничего не должен, я сама всё уберу.

— Уже не надо, мама всё сделала за тебя. Пойдём накрывать на стол, хавать охота.

— Да. сейчас, пол странички осталось.

— Ты нормальная? Все тебя ждать будут, пока начитаешься?

— А ты нормальный? Что ты наезжаешь на меня? Настроение плохое? — Я заметно подняла тон.

На кухне упали кастрюли и послышались быстрые шаги. В комнату влетела разъярённая Джэгода, с перекинутым за плечо полотенцем.

— Ах ты ж дрянь! — заорала она на меня. Почему-то, я ожидала, что она начнёт лупить меня полотенцем.

— Ты стираешь мужу? Гладишь? Готовишь, убираешь? В глаза мне смотри!

Мне, как минимум, неудобно смотреть в глаза всем, кто на две головы ниже меня.

Из всего перечисленного мой грех только в том, что не гладила. Стирала машинка, я и готовила, и убирала. Не 24/7, но всё же. Наглаживать рубашки и брюки для меня мучительно.

— А он такие денгсхи зарабатывает! Всё для семьи, а отдачи никакой!

Она выла, рыдала, рвала голосовые связки до хрипоты. Я никогда не слышала такого надрывного крика ни в свой адрес, ни вообще. Взъерошенная, разгневанная она ходила по комнате и причитала.

— Свят, а тебе говорили! Фортуне теллер предупреждала, что деньги твои только нужны, не ты! Повёлся, будала!

Я разрыдалась и ничего не могла ответить. Может я правда делаю мало, но если так, то я и не заявляла о себе, как о прекрасной хозяюшке, день и ночь хлопочущей то у плиты, то у раковины. Святу надо было искать жену в селе, чтобы мама была довольна.

— Раньше! Раньше покупали мойву и жарили, и нормально было! А теперь сыры, колбасы пяти видов! Зажрались все!