Музей «Калифорния»

Выходит, в‐десятых, вера ужасает присутствием отныне некоего рядом стоящего [со]зерцателя. Ключевого участника всех сцен, которые происходят, тогда как я лишь созерцаю вместе с ним, не являюсь главным героем.

Я могу для удобства или в целях приведения примера дать ему некие свойства личности — например, способность слушать меня, читать, питаться духом моей пищи, принимать мое служение. Но все это — по существу, лишь способ сообщаться с ним, поскольку он хоть и пребывает во мне — находится там, где оказаться мне посредством имеющего тела невозможно. По легенде, которую рассказала Гурума, есть много миров, где мне никогда не оказаться, даже если бы космические корабли обрели способность пронзать пространство со скоростью в тысячи раз быстрее скорости света.

И этот присутствующий находится именно там, при этом у нас есть односторонняя с ним связь: все мной рассказанное и все порожденное, включая то, что я сознательно захотел и чего испугался, известно ему, и во всем он пребывает, даже в том, что обрело зыбкую основу моего сознания. Но я не нахожусь с ним в одном мире и не тождественен ему. Странно… Могу ли я тешиться, что книга написана для него? Что научная теория доказывалась для него? Что для него я выкладываю в соцсеть жизнь свою и свои о ней впечатления и понятия свои о «добре» и «зле»?..

Страх всюду: страшно и если принять присутствие Его, и если нет. Если это не он вызывает во мне живое желание поделиться своей жизнью, использовать энергию на что-нибудь, то что такое я?.. Единица информации и плоти, полностью обусловленная логической причиной, психологией, засахаренными еще с детства комплексами и переломами психики, которые за годы носки стали как родные?.. А если им обусловлен импульс моего сознания, пробуждения, угасания, — то достаточно ли я растворяюсь в служении? Почему не служу постоянно и всякий час забываю о нем и очаровываюсь иллюзией, что я отделен и годы практик трачу на обретение единства с ним?.. А когда наконец вспоминаю и служу — не превращаю ли я служение в механический ритуал, в соблюдение нескольких достаточно удобных для рутины правил, тогда как другие померкли, ускользнули от меня?.. Ведь я невежественен, ленив, я очень глубоко в лоне времени и разорвал слишком много связей с питающей, необходимой древностью в себе, а плотные структуры обшили мой дом из страхов. Они всюду, и чтобы развеяться этим вечером, теплой океанской взвесью объятый, не знающий никакого другого мучителя, кроме человечьего ума — иду я послушать, что скажет Гурума.

Гурума — второй учитель, и она приходит через первого, чтобы низвергнуть первого и стать первой, — живущая в пресловутом Оушен-Бич Ведьма. Собственный храм, стены которого — преданные люди, — и она на пороге старости сад возделывает. Ведающая Гурума родом из южного окончания Южной Америки, она кажется идеальной версией учителя и, как большинство людей современности, способных изводить себя долгой напряженной аскезой, вызывает невольное преклонение. Но все это лишь поверхностное, то, что видишь сразу, пока не побываешь глубже, не увидишь тяжесть бремени учителя.

Мы преклоняемся в равной мере перед утопающими в роскоши и перед теми, кто полностью от нее отказался, а парадоксы рвут на части голову: так, Гурума никогда не скажет мне, что надо жить в нищете или одиночестве — только посоветует посвятить оттенки жизни Богу — эдакая мелочь. Будто выбираешь, надеть ли брошь или посвятить жизнь Ему, и тебе на ушко: «Да забудь ты эту брошь, отдайся». Но именно потому, что рвущие парадокс и мудрость в узком зазоре, я прихожу послушать, что она скажет про другие планеты. Давняя легенда о Боге-личности, которую я впервые услышал тут, и если во всех вариантах прошлой жизни послушал бы только из вежливости и удержался, не без усилия, от того, чтоб не прыснуть смехом, то ее дрожащий, смягчающий все окончания голос, усталый вид (всегда она полудремлет, потому что нормально не спит никогда) — убеждают послушать.

Гурума, второй учитель, говорит:

«Насчет профессора Макса тебе надо кое-что понять, дорогой Кави. Профессор Макс пришел к нам сюда не просто чтобы медитировать и петь с нами, не просто чтобы танцевать и…» — Гурума частенько впадает в забытье, выпадает из собственной речи, как случайный пассажир в теле.