Музей невинности

Вокруг дороги были сады, поля подсолнухов, дома маленьких ферм. На огромном рекламном щите красовалась надпись: «Помидоры „Царство вкуса"». Центр одной из букв «о» стал мишенью, по которой, видимо, на ходу, палили заскучавшие водители, понаделав в нем дырок.

Через минуту я увидел на горизонте красное пятно и рассмеялся от облегчения. Приблизившись к ней, я сбавил скорость. Она шла по правой обочине шоссе, все еще сердитая и обиженная. Увидев меня, не остановилась. Я потянулся и на ходу открыл правое окно машины.

— Дорогая, хватит уже! Садись в машину, вернемся в гостиницу, мы опаздываем.

Но она не ответила.

— Фюсун, поверь, сегодня нам очень далеко ехать.

— Я никуда не еду, а вы пожалуйста, — сказала она, как капризный ребенок, и не замедлила шаг.

Я старался ехать с той же скоростью, с какой она шла, и обращался к ней с водительского сиденья.

— Фюсун, дорогая, посмотри, как прекрасна земля, как прекрасен мир вокруг, — взывал я к ее чувству. — Совершенно незачем сердиться, ссориться и отравлять жизнь.

— Ты ничего не понимаешь.

— Чего это я не понимаю?

— Из-за тебя я не смогла жить так, как хотела, Ке-маль, — лицо ее помрачнело. — Я ведь очень хотела стать актрисой.

— Прости меня.

— Что значит «Прости меня?»?! — зло крикнула Фюсун.

Иногда я ехал быстрее, чем она шла, и было плохо слышно.

— Прости меня, — прокричал я еще раз, решив, что она меня не поняла.

— Вы с Феридуном специально не давали мне сняться в кино. За это ты просишь прощения?

— Ты хотела стать такой, как Папатья? Как все эти пьяные дамы из «Копирки»? Ты в самом деле этого хотела?

— А мы и так все время пьяные, — кричала она. — К тому же я бы никогда не превратилась в таких, как они. Но вы оба все время держали меня дома, потому что ревновали и думали, что я стану известной и брошу вас.

— Знаешь, Фюсун... Ты сама всегда боялась вступить на тот путь без поддержки сильного мужчины...

— Что?! — Я почувствовал, что эти слова ее взбесили не на шутку.

— Дорогая, хватит. Садись в машину. Вечером, когда выпьем, будем ссориться опять, — поспешил я сгладить ситуацию. — Я очень, очень тебя люблю. Нас ждет прекрасная жизнь. Садись скорей в машину.

— У меня одно условие! — произнесла она с видом капризной маленькой девочки, совсем как много лет назад, когда попросила, чтобы я принес ее детский велосипед.

— Да?

— Машину поведу я.

— В Болгарии дорожная полиция берет еще больше взяток, чем наша. У них много приемов, говорят.

— Нет-нет, — сказала она. — Я хочу только сейчас, до гостиницы.

Я сразу остановил машину, открыл дверь и вышел. Поймав ее у капота машины, я крепко поцеловал Фюсун. Она тоже изо всех сил обняла меня, так что я почувствовал ее упругую грудь и потерял голову.

Она села на водительское сиденье. Внимательно завела машину, что напомнило мне наши уроки в Парке Йылдыз, и, сняв с ручного тормоза, прекрасно тронулась с места. Локтем левой руки она оперлась об открытое окно, совсем как Грейс Келли в фильме «Поймать вора».

В поисках места, чтобы развернуться, мы медленно ехали вперед. Она собралась в один прием повернуть на перекрестке грязной деревенской улицы и шоссе, но не справилась, и машина, вздрогнув, заглохла.

— Следи за сцеплением! — посоветовал я.

— Ты даже мои сережки не заметил, — парировала она.

— Какие сережки?

Она завела машину, мы возвращались.

— Не надо так быстро! — попросил я. — Какие сережки?

— У меня в ушах, — глухо пробормотала она, будто после наркоза.

Я увидел на ней те самые сережки, одна из которых потерялась, когда я впервые пришел в Чукурджу-му. Были ли они на ней, когда мы занимались любовью? Почему я этого не заметил?

Машина ехала очень быстро.

— Сбавь газ! — крикнул я, но она нажала на педаль до конца.

Вдалеке на дорогу вышел тот самый пес. Он словно бы узнал Фюсун и машину. Мне хотелось, чтобы пес заметил, что скорость увеличивается, и отошел, но он этого не сделал.

Мы неслись на бешеной скорости, которая с каждым мигом росла. Фюсун стала отчаянно сигналить псу.

Мы вильнули вправо, потом влево, но собака по-прежнему стояла посредине вдалеке. Ускоряясь, машина помчалась по идеально прямой траектории, как парусник, который несется по волнам, когда дует попутный ветер. Только наша линия слегка выходила за пределы дороги, и мы на полной скорости приближались не к гостинице, а к платану, стоящему впереди у обочины. Я понял, что аварии не избежать.

И тогда всем сердцем ощутил, что обретенное мною счастье сейчас закончится, что наступило время покинуть этот прекрасный мир. Мы мчались к платану. Именно Фюсун обрекла нас на такой финал. И я не видел другого возможного для себя будущего, кроме такого, как и у нее. Куда бы мы ни шли, мы должны быть вместе, пусть счастье в этом мире мы и упустили. Мне было нестерпимо жаль, но теперь казалось, что такой финал предрешен.