Музей «Шпионский Токио»

«Четырнадцать лет назад профессор О’Конрой женился на японке из аристократической семьи, которая может проследить свое происхождение за много столетий. Его брак состоялся после того, как он преодолел невероятное противодействие со стороны родственников жены. Он в то время преподавал в Кеиоском университете в Токио, который является Оксфордом Японии, и его ученики были будущими правителями империи. В течение нескольких лет он был тесно связан с иностранным отделом центрального полицейского управления в Токио, где имел возможность усвоить японскую точку зрения на различные политические проблемы и на отношение к иностранцам. Во время своего продолжительного пребывания в стране профессор О’Конрой жил почти исключительно среди японцев. С внешней стороны он перенял их образ жизни. Он стал стопроцентным шинтоистом и японцем».

В 1932 году «шинтоист и японец» внезапно вернулся в Альбион, оставив жену в Токио (чем обрек ее на серьезные неприятности), и немедленно издал свою «Японскую угрозу», заслужившую позже столь пристальное внимание самого Сталина.

Больше всего пометок главный советский читатель сделал в разделе книги, посвященном как раз национальной религии японцев – синто или, в том варианте перевода, шинто. Красным карандашом Сталин пометил абзацы в книге, где разъяснялось различие понятий «шинто» и «новое шинто». О’Конрой делал это следующим образом:

«Ныне существуют не две школы или секты, а два рода шинто. Один род – это шинто алтаря, где справляются все ритуалы… Другое шинто не проявляется ни в каких ритуалах и является собственно неошинто, алтарь которого находится в глубине души каждого современного фанатического патриота Дай Ниппон (Великой Японии)».

С религиозными воззрениями японцев бывший семинарист из Гори разбирался упорно. Жирно выделил, обведя несколько раз и написав сверху «Это лицо Японии» следующие размышления О’Конроя:

«Нет никакого сомнения в том, что изучать японский народ, не учитывая шинто, совершенно невозможно. Неоспоримый авторитет этого культа находится под защитой конституции, которая в некотором смысле является письменным оформлением шинтоистского понимания национальной жизни Японии. Этот факт больше, чем что-либо другое, придает конституции величие и неприкосновенность в глазах всего народа. Верховным правителем страны и народа является император. Император – это божественная и неприкосновенная особа – предмет национального обожания и уважения. Император представляет собой центральную фигуру шинто. Он в то же время является предметом поклонения в различных церемониях как олицетворение всех божеств. Следует понимать, что он представляет собой все, чем страна была и будет – он вместилище Аматэрасу О-Ми-ками. В ее лице представлены все боги шинто, и, происходя от богов, она возвышается над ними и занимает особое положение. Все другие боги существуют как ее проявление или как проявление ее высшей божественной воли… Пока живет шинто, будет существовать и Япония, умрет шинто, погибнет и Япония – такова другая аксиома этой расы. При таких взглядах, привитых народу, можно себе представить, насколько крепко последний придерживается своего примитивного культа и насколько он готов до конца следовать за своими правителями».

Сталин явно никак не мог оторваться от обсуждения связи японского язычества и национального характера и сделал пометку «Япония» у следующего фрагмента:

«Сознание того, что они являются детьми богов, что Япония есть страна богов, управляемая божественным императором, помогает японцам стоически выносить их лишения. С самого рождения японцу внушают, что патриотизм является его первой обязанностью по отношению к божественному императору, что Япония всемогуща, что со временем она станет владычицей мира».

К середине книги генсек, похоже, начал даже сопереживать автору. Эмоциональный читательский накал достиг апогея к главам, в которых О’Конрой описывал японские привычки, повседневную жизнь, быт и… обращение с женщинами. Дойдя до фрагмента с рассказом об издевательствах монахов секты Нитирэн над японками, «друг всех советских женщин» не выдержал и вывел на полях гневное: «Ужас», а пример обычной в общем-то для Японии тех времен ситуации, когда муж приходит домой с проституткой и приказывает жене обслуживать их, сопроводил репликой на полях: «Вот мерзавцы», а рассказ о детской проституции: «Вот же сволочи». Страницу, посвященную описаниям кошмарным «водяным» тюрьмам, вождь почти всю заключил в жирную красную скобку и подписал: «Жестокость!» Рассказ о психологическом и физическом подчинении женщины в цирке пометил: «Садизм».