Музей «Шпионский Токио»

Постановление УГБ УНКВД МО о прекращении дела ОЩЕПКОВА В. С. за смертью последнего отменить.

Дело по обвинению ОЩЕПКОВА Василия Сергеевича прекратить по п. 5 ст. 4 УПК РСФСР за отсутствием в его действиях состава преступления»^{89}.

Когда в 1926 году Василия Сергеевича Ощепкова обвинили в развале работы в токийской резидентуре и фактически предательстве, пытаясь сохранить свое доброе имя, он написал: «Я истинный русский патриот, воспитанный хотя и в японской школе, но эта школа научила меня любить, прежде всего, свой народ и Россию, я воспитывался на средства русской армии, чтобы посвятить себя вечному служению родине, что я и делаю с 1914 года…»^{90} – точно передав по смыслу «Особый нравственный уклад» Генерального штаба капитана Свирчевского, придуманный им когда-то для русской «школы ниндзя».

Часть 4 Советский ниндзя Роман Ким

История Советского Союза, далекая, казалось бы, от восточной экзотики, до сих пор хранит тайну одного из самых загадочных персонажей ХХ века, человека, которого по праву можно назвать советским ниндзя. Это писатель и японовед Роман Николаевич Ким, в довоенные годы известный японовед, а в послевоенные – популярный автор «шпионских детективов». Это тот самый мальчик Рома, попавший в 1904 году в поле зрения петербургской полиции из-за подозрительного происхождения, странного поведения и чрезвычайно запутанных связей своей мамы – Надежды Тимофеевны Ким, жены купца 2-й гильдии из Владивостока Николая Николаевича Кима.

В постсоветской России Роман Николаевич Ким оказался почти забыт как писатель, а напрасно: его произведения, хотя и не являют собой вершину литературного мастерства, все-таки стоит внимательно изучить. Понятно это стало совсем недавно, в связи с тем, что биографы получили возможность обратиться к его нелитературной деятельности: оказались рассекречены некоторые документы советской эпохи. Из них стало известно: Роман Ким был не только недурным литератором и очень хорошим востоковедом, но и сыграл важнейшую роль в противостоянии советских и японских спецслужб в первой половине ХХ века. Парадокс, однако, заключается в том, что и после рассекречивания многих документов вроде бы раскрытые детали его судьбы и профессиональной деятельности остаются настолько многослойны по смыслу и неоднозначны по содержанию, что нам часто приходится говорить не о реальной биографии живого человека, а о странном наборе сведений, представляющих собой особое явление: «Миф Романа Кима».

И вот первая экзотическая деталь: герой этого мифа темой ниндзя не просто увлекался – она оставалась одной из главных в фокусе его интересов на протяжении всей взрослой жизни. Правда, при наступившем ныне, пусть лишь кажущемся, обилии информации о Киме именно тема изучения им ниндзюцу долгое время специалистами не рассматривалась как отдельная. С одной стороны, это довольно странно: ведь Роман Ким, скорее всего, – первый исследователь в России, а возможно и в Европе, написавший о ниндзя (строго говоря, о синоби, так как сам термин «ниндзя» в то время – в 1926 году – еще не использовался). Написавший несколько шире, чем в словарном варианте, – как это сделал в 1857 году переводчик российского МИДа Татибана Косаи. И «простые читатели» на протяжении десятилетий в Киме видели как раз почти исключительно автора редких книг, в которых упоминаются ниндзя. С другой – это вполне понятно, ведь при обилии фанатов кинониндзя и адептов различных школ единоборств счет специалистов по истории ниндзюцу ограничен пальцами одной, к тому же сильно травмированной, руки. Разбираться сегодня, насколько сведущ был в этой теме Роман Николаевич, не только непросто, но некому и некогда.

Верность же самого Романа Кима своему увлечению привела к заметной эволюции его взглядов на ниндзюцу: от представления, основанного на популярной японской литературе, до попыток научной систематизации разных уровней освоения и понимания искусства синоби. Причем эволюция эта была связана не только с накоплением им теоретических знаний, почерпнутых из литературы, но и с возможностью использовать его богатый личный опыт разведчика и контрразведчика – не самый частый случай в истории. Возник чрезвычайно интересный, порой невероятный, но очевидный эффект экстраполяции опыта на знания и наоборот. Поэтому изучение трансформации взглядов Кима на ниндзюцу есть смысл начать с краткого знакомства с его биографией.

Мугэй мумэй

Сегодня опубликовано несколько относительно полных исследований, посвященных биографии Романа Кима, как на русском^{91}, так и на японском^{92}, и на английском языках^{93}. В 2016 году в Москве прошла даже интереснейшая международная конференция, посвященная этому человеку, на которой с докладом о связи Кима и ниндзюцу выступил исследователь из Санкт-Петербурга Федор Витальевич Кубасов^{94}. Благодаря этому мы имеем возможность воздержаться от пересказа подробной хронологии жизни Романа Кима, ограничившись лишь перечислением основных дат, в том числе – в той или иной степени – спорных.