Музей «Шпионский Токио»

Его литературная карьера в Москве так и не заладилась, и вполне успешные друзья, прежде всего Есенин, как могли, успокаивали Евгения Григорьевича. Со временем у Сокола и его жены накопилось три альбома с автографами исторических гостей, и наверняка их было бы больше (некоторые листы в середине остались пустыми, видимо, для чего-то или кого-то резервировалось место), если бы не 1937 год. Начавшиеся репрессии заставили заметно поредеть ряды дарителей добрых слов. 2 апреля взяли «Дракона» Кима. А в конце 1938 года был арестован и отправлен в Бутырскую тюрьму сам Евгений Григорьевич Сокол. Страдавший от туберкулеза, ходивший с палочкой и уже полуслепой, он был обречен и скончался во время следствия, не дождавшись официального предъявления обвинения. Его даже не пришлось реабилитировать: 9 декабря 1939 года дело в отношении Евгения Сокола было прекращено, только ему это уже никак не могло помочь.

«Мои читатели»

Экспонат № 37

Книга Р. Н. Кима «Три дома напротив, соседних два» с дарственной надписью автора, 1934 год

Еще один необычный инскрипт Романа Кима хранится в частной коллекции. На титульном листе книги «Три дома напротив, соседних два» знакомым, слегка дерганым почерком выведена надпись: «На память о встрече с читателями. Р. Ким» и проставлена дата: «15/II 55 г.».

В свое время, готовя книгу о Киме, я предположил, что с этими самыми читателями в Ленинграде он встречался во время скандальной поездки на защиту кандидатской диссертации по филологии Раисы Григорьевны Карлиной. Скандал возник из-за темы, выбранной соискательницей: «Роман Фтабатэй “Плывущее облако” и романы Гончарова и Тургенева». До обращения к ней Раиса Григорьевна уже занималась похожим исследованием под названием «Японский перевод романа М. Шолохова “Тихий Дон”» и доказала тогда, что взгляды одного из основоположников японской русистики Футабатэй (принятое написание на русском языке – Фтабатэй) Симэй «целиком заимствованы из работ В. Г. Белинского и в некоторых частностях Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова». Все прошло бы гладко и на этот раз, если бы не внезапно объявившийся в Ленинграде Роман Ким. На защите он, уже известный в то время автор повести «Тетрадь, найденная в Сунчоне», внезапно и категорично выступил против самой темы диссертации, объявив Футабатэй японским шпионом, работавшим против России. Имел ли он на то основания? Похоже, что да, как минимум – косвенные.

Футабатэй Симэй – псевдоним писателя и переводчика Хасэгава Тацуносукэ, родившегося в 1864 году. В детстве изучавший китайскую литературу и английский и французский языки, он трижды пытался поступить в военное училище. Безрезультатно – подобно многим своим современникам, Хасэгава был сильно близорук. Тогда он выбрал Токийскую школу иностранных языков, куда поступил в 1881 году, а в ней отделение русского языка, поскольку сомнений в неизбежной и скорой войне Японии с Россией ни у кого из японцев не возникало. История похожа на случай со «шпионом смерти» Хиросэ Такэо, только у Футабатэй здоровье было слабое, а интеллект, наоборот, сильный. Сам он позже в духе Утида Рёхэй или просто в стиле царивших в Японии той эпохи настроений вспоминал: «С детских лет мною владели патриотические чувства, поэтому возникшее среди общественности патриотическое негодование было мне понятно. Я решил, что Россия представляет большую угрозу для Японии и это надо предотвратить, а для этого необходимо знание русского языка»^{124}.

Долгое время считалось, что преподавали Хасэгава Лев Мечников – брат будущего нобелевского лауреата, гарибальдиец и революционер, географ и социолог, давно уже вынужденный покинуть Россию, Николай Гурэ – еще один эмигрант, гражданин США, пылко ненавидящий царский режим, и несколько японцев, в числе которых был Куроно Ёсифуми (Ёсибуми, Иосибуми). Однако первый уехал из Токио за пять лет до поступления Хасэгава, а насколько был знаком будущий Футабатэй Симэй с остальными, до сих пор неясно. Замечу только, что Куроно в 1888 году отправился преподавать японский язык в Петербург и остался там надолго. С началом Русско-японской войны он стал объектом негласного наблюдения Охранного отделения и проходил по одному делу (по подозрению в причастности к шпионажу в пользу Японии) с… Надеждой Тимофеевной Ким и ее шестилетним сыном – еще один узелок на макраме истории.