Музей современной любви

Левин наблюдал, как снег укрывает Вашингтон-сквер белым покрывалом, и у него было такое чувство, что приближающийся новый год, постепенно обретающий форму новый альбом, новая квартира неожиданно придали жизни новизну и перспективу. Необходимо, чтобы Лидия наконец убедила его: все эти триста квадратных метров в их полном распоряжении. Грузчики ушли. Левин пытался настроить телевизор, чтобы посмотреть игру в половине девятого. Этот матч должен решить, выйдут ли «Нью-Йорк джайентс» в плей-офф.

Лидия, прибывшая лондонским рейсом, позвонила из аэропорта. Сообщила, что едет в больницу. Внезапные приступы ее болезни стали повторяться все чаще.

Левин взглянул на часы. Прикинул, сколько времени потребуется, чтобы закончить настройку каналов, и сможет ли он выкроить еще четверть часа, чтобы поставить игру на запись. Снегопад только усугубит непростую предрождественскую обстановку на дорогах. Бросив свое занятие, Левин отправился мыть руки и искать шарф и шляпу. Он просто обязан вернуться к десяти минутам девятого, чтобы закончить настройку. Не позже.

В больнице Лидию подключили к мониторам и капельницам. Элис откинула простыню, чтобы показать Левину синяк на бедре матери, спускавшийся до самой лодыжки. Левин ненавидел эти синяки.

— Когда это случилось?

Лидия вяло пожала плечами.

— Кажется, вчера.

Левин попытался вспомнить, когда они в последний раз занимались любовью. Может быть, утром перед ее отъездом. Он хотел вспомнить. Он хотел заняться с ней любовью в их новом доме. Чтобы она снова была с ним, а не здесь, в этом чужом для нее месте.

— То есть ты останешься тут на ночь?

— Да, — ответила жена. — Возможно, на несколько дней. Врачи считают, что уровень креатинина слишком низкий. Элизабетта скоро вернется с результатами.

Лидия никогда не забывала выписать доверенность на право представлять интересы больного. Доверенным лицом она в течение многих лет называла мужа. Но когда Элис исполнился двадцать один год, Лидия оформила документ на ее имя. Левина это очень задело. Супруги даже поссорились. В конце концов он махнул рукой. Ведь так хотела Лидия.

— Квартира изумительна, — сообщил он. — Ты ведь вернешься домой к Рождеству, да?

— Надеюсь. Распаковщики сегодня закончат?

Левин кивнул.

— Я страшно устал. Тебе повезло, что ты этого не застала.

— Прости. Я понимаю, что уехала не вовремя. Но в Лондоне все прошло отлично. — Лидия взяла его руку и крепко сжала. — Мне горько оттого, что я не смогу провести с тобой наш первый вечер в новом доме.

Он провел большим пальцем по венам на ее руке.

— Я купил бутылку «Клико». Но мы можем распить ее позднее.

— Разве великий матч не сегодня? — спросила Лидия.

— В половине девятого, — ответил он.

— Тогда тебе пора. На дорогах в центре сейчас ужас что творится. А у меня тут тоска зеленая.

— Мам… — подала голос Элис.

— Ты уверена?

— Конечно.

— Ты привез маме пижаму или что-нибудь еще? — спросила Элис.

— Она тебе нужна? — спросил Левин у Лидии, раздраженный тоном дочери. — Разве ты была без чемодана?

— Да, да, пижама у меня есть.

— А свежая была бы лучше, — буркнула Элис, скривившись и демонстративно не глядя на отца.

— Оставь меня в покое, Элис, — огрызнулся Левин. — Я весь день занимался переездом. Я же не робот.

Он взглянул на табло больничных часов: в этот момент цифры перескочили на 19.31.

— Ну что ж… — проговорила Лидия.

Левин наклонился, чтобы поцеловать жену, потом поцеловал в макушку Элис.

— До свидания, девочки. Люблю вас обеих. — И добавил с порога, обращаясь к Лидии: — Поправляйся.

Лидии потребовался плазмаферез, а затем диализ. Наступило Рождество, и обеденное время Левин провел в больнице. Жена по-прежнему находилась в отделении интенсивной терапии, поэтому дюжина красных роз стояла в вазе на стойке регистратуры. Лидия, имевшая бледный и лихорадочный вид, лежала под одеялом; ей было не до фильма, который он для них скачал.

Она проговорила:

— Я многое в тебе люблю.

— Намекаешь, что далеко не все?

— Нет, прошу тебя…

— Нет, правда. В чем я оплошал на этот раз?

— Сегодня Рождество, а я ем больничную пищу. И представляю себе пироги с индейкой из кулинарии.

— Я думал, тебе не до еды.

— Вопрос даже не в этом. Я знаю, что привезти мне что-нибудь вкусненькое для тебя тяжкий труд. Надо заезжать в кулинарию. Выбирать. А сегодня ведь Рождество.

— Я купил тебе розы.

— Я помню. Спасибо. Но цветы сюда приносить не разрешают. И тебе это известно. Я знаю, ты не можешь понять, как мне грустно оттого, что ты такой… Я все думаю: если это в последний раз, то и не важно, что ты не понимаешь. Мы были счастливы. И делали все от нас зависящее. Мы оба. Но если мне опять полегчает… Я еще так много хочу сделать…

Левин взял жену за руку. Он никогда не видел ее такой печальной.

— Вместе со мной? Ты еще так много хочешь сделать вместе со мной?

— Арки, дорогой, мои дела плохи. Я чувствую. Столько раз через это проходила. Не уверена, что и теперь справлюсь.

— Ты устала. Тебя удручает, что ты вынуждена проводить Рождество в больнице. С тобой все будет в порядке.

Левин поцеловал ее в лоб и почувствовал слабый запах лекарств, исходивший от ее кожи.