Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

Живопись в церквях воздействует определенным образом; живопись в музеях – немного другим. Декоративное украшательство дворцов-музеев всегда нагнетает некоторую плотность наезда, но там же, в отличие от палаццо Дукале, всегда есть и многочисленные просветы, дающие отдохнуть, отдышаться…

5

…Вот что важно: Венеция не дает отдохнуть. Она обваливается на тебя сразу вся и длится, пока ты здесь, одинаковым набором градостроительных – архитектурных, стилевых – приемов.

Все это время она давит на тебя своей славной историей, сыплет десятками звучных имен (на любой вкус и цвет), щеголяя поношенными, но все еще разноцветными, с претензией на шик лохмотьями.

Думаю, при Республике жить в этом городе было странно и страшно: каждый день, куда бы ты ни шел, зачем бы ни направлялся, обязательно окажешься на Сан-Марко и увидишь Дворец дожей, распираемый изнутри нечеловеческими усилиями.

В самом дворце случился только один промельк чего-то человеческого и ощутимо живого, несмотря на лакуны: перед самым загоном в Зал Большого совета – центр комплекса и апофеоз официальной власти – случился загончик с облезлыми и почти уже невидимыми, но тщательно реконструированными фресками (зал Гварьенто), которые были здесь до пожара 1483 года.

Те самые выцветшие, облезлые ренессансные рубища, бессильно стекающие вниз фрески, что предшествовали нынешней психоделической спирали Тинторетто, на которую, правда, уже нет ни слов, ни зрения, ни сил.

После первоначального перегруза парадная живопись Тинторетто уже не воспринимается даже как мультяшка.

6

Собственно, возле нее мне и сделали второе замечание, когда, ошалевший и придавленный, я не увидел в зале местного служку, одного на все это бесконечное футбольное поле.

А не увидел я его из-за того, что большую часть времени этот небольшой сгорбленный человек в теплой шапке стоит спиной к разливанному морю великолепия и смотрит в окно. В нем – внутренний двор палаццо Дукале и, совсем как в тюрьме, кусочек неба, видимый в пролетах готических арок.

Я, кстати, давно заметил эту любовь смотрителей венецианских музеев и галерей к окнам, возле которых они ходят туда-сюда, точно привязанные, если, конечно, не разговаривают друг с другом.

А если они начинают говорить и махать руками, то можно не только фотографировать, но и выносить старинную мебель.

Массивы ежедневного искусства делают их крайне бесчувственными к нюансам; один взгляд – и ты все понимаешь про нелегкую долю заточенного здесь, наедине с прекрасным, маленького подневольного человека.

7

Кстати, из этого зала, оргазмирующего символами и знаками власти, прямая лестница приводит вас в тюрьму.

В крошево холодного каменного лабиринта, разумеется, лишенного даже намека на украшательство или хотя бы минимальный комфорт.

Роскошь заканчивается одномоментно; начинаются суровые будни с низкими потолками и толстенными холодными стенами. С отчаянным полумраком.

Но, поскольку тебя до полной бесчувственности накачали вином сказочных богатств, ходишь по этим узким и тусклым коридорам без сильных эмоций.

Эмпатия спит крепким сном. Симпатия тоже.

Просто принимаешь тупо к сведению: ага, вот, значит, как оно было…

8

…Там, в заточении, можно блуждать долго и гулко, но я выбрал самый короткий путь и тут же оказался в «служебных помещениях» палаццо Дукале. Они же «правительственные».

И здесь роскошь уже почти человеческого свойства.

Ну то есть и не роскошь совсем, но тщательное внимание к деталям убранства – с обязательными картинами, какие-то закутки с картинами, дубовыми панелями и небольшими, похожими на галетное печенье «низкими» потолками.

Кое-где еще встречаются плафоны, но уже скорее в качестве исключения. Роскошь, затопившая органы чувств, как во время небывалого наводнения, начинает отступать, обнажая оголенные ландшафты служебных комнат, которые после тюремных коридоров кажутся сдержанными и пустыми.

9

Последняя зала переоборудована в книжный магазин (дальше только кафе, упирающееся в лестницу Гигантов), куда выплываешь, точно из хтонических глубин, живущих под чудовищным давлением.

Точно после прогулки по палубам и бальным залам когда-то затонувшего корабля.