«В глубоком раздумье шагал я по парадным залам старинного дворца. Огромные стены исчезают под бессмертными полотнами и фресками Тициана, Тинторетто, Павла Веронского, Пальма; почти каждая картина исполнена гордого патриотизма; под сладостною кистью венециянских мастеров даже аллегория утрачивает сродную себе холодность. Но из многих окон дворца видна мрачная стена тюрьмы с таинственным мостом Вздохов… Грандиозность залы Большого Совета – выше всякого ожидания. Вообразите чертог, расписанный Тицианом, Веронезом; убранный стюками, орнаментами Палладия, Сансовино; залу, где даже над резьбой дверей, над иссечением каминов трудились Скамоцци, Кампанья, Аспетти и целая фаланга даровитейших художников. Перед вами все блистательные страницы венециянской истории: вот битва с турками, вот взятие Смирны; здесь – завоевание Константинополя, там – дож Дандоло, отказывающийся от короны императорской. Это целая историческая панорама.
Громадный плафон блещет золотом и лучезарными созданиями венециянской школы. Все эти гениальные картины – как драгоценные камни, оправленные в великолепные гирлянды золоченых арабесков. Под самым карнизом, кругом всей залы, бордюр из портретов: это гордые лица с седыми бородами, все это лица древних правителей морской столицы. Между ними нет только первоначального хозяина дворца… Пустая рама с черным покрывалом и надписью[35]
беспощадно напоминает посетителю о казни Марино Фальери. Не нашел я также портрета последнего дожа, Луиджи Манини, который в мае 1796 года совершил последнее обручение с морем…Я вышел на балкон – рассеять эти меланхолические размышления. Как прозрачно показалось мне голубое небо, как весело светлы солнечные искры, сверкавшие на зеленых волнах, какой теплый воздух пахнул мне в лицо с Адриатического моря. Мне показалось даже, что и набережная Славян необыкновенно оживлена торговой деятельностью».