Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

Тем более что ты уже немного освоился внутри городской геометрии и непредсказуемость, сокращающая или же, напротив, растягивающая расстояния, тебя не страшит.

А тут ты с поезда и ищешь отель, который, как и вокзал, находится вне локальной исторической зоны, так похожей на настольную игру.

Движешься, сообразуясь с указателями, все время удаляясь от центра, удивляешься тому, что ландшафт становится все более приземистым и заурядным. Сайт обещал тебе «15 минут пешим ходом», но вот идешь и 20 минут, и даже 30, постоянно удивляясь пустой малообжитой местности явно не туристического толка.

Может быть, заплутал?

Даже и спросить не у кого: дождь разогнал последних аборигенов по теплым углам, а единственный парень, у которого удалось спросить, где находится «твоя улица», безнадежно машет рукой куда-то вдаль.

И ты снова удаляешься от центра.

На 40-й минуте открытого космоса наконец доходишь до восьмиэтажной громадины, явно заточенной под транзитных пассажиров: отель не виноват, что находится возле международной трассы и нужен путешествующим сугубо на автомобиле.

А я еще шутил накануне про пристанище дальнобойщиков и даже не представлял, насколько метафорически, но прав.

Внутри него тихо, как на фабрике после окончания рабочей недели, почти никого нет (сезон давно закончился), хотя он дико старается понравиться какими-то дополнительными, избыточными опциями вроде косметических наборов и махрового халата, ручек, бытовых приборов и штучек, которыми никогда никто не пользуется.

Понятно, что отсюда тебе уже не выбраться; самое время погружаться в пучины экзистенциального кризиса и клаустрофобических страхов.

Однако берешь себя в руки, спускаешься в соседний магазинчик за продуктами к ужину, завариваешь вместе с грейпфрутовым маслом отчаянно горячую ванну.

И это не «хоть шерсти клок», но мудрое перераспределение акцентов: отрезанный пространством и дождем от всего остального мира, даже не стараешься рыпаться как минимум до шведского завтрака, который окажется разнообразным и изобильным.

Тем более что ночью дождь закончится, и можно, забрав вещи, сесть в автобус, который вернет тебя на вокзал, где, правда, нет ни одной камеры хранения!

И вот тогда из слез, из темноты, из бедного невежества былого, забыв о вчерашнем кошмаре, предпринимаешь вторую попытку.

Идешь от вокзала парковым промежутком, постепенно наращивая скорость восприятия; проходишь ворота, подходишь к Дуомо, дальше на центральную площадь с временным рынком, а дальше, следовательно, как в музее, приходит пора разбредаться по самым разнообразным залам больших и маленьких, узких или парадных улиц и площадей в поисках творений Палладиевых.

И это как в большой картинной галерее – обращаешь внимание в первую очередь на этикетки, указывающие автора, ибо все подряд дома обозреть невозможно, а возле каждого проекта Палладио обязательно стоит информационный стенд – перстом указующим.

Значит, снова, как в музее, шаришь глазами по краям, вместо того чтобы занимать себя сутью, но сами здания Палладио не коллекционируешь и сильно на них не фиксируешься, ибо, как я уже сказал выше, чаще всего сделать это практически невозможно.

И я не представляю себе тот режим смотрения этих архитектурных шедевров, который можно было бы назвать окончательным: ходить вместе с персональным гидом, который надолго бы застревал в узких уличных проходах, объясняя, в чем заключается новаторство и важность каждой отдельной постройки?

Мои потребности много скромнее: прийти, увидеть и понять место, в котором ты очутился, хотя бы в сто первом приближении, то есть попытаться настроиться на его волну, почувствовать те самые умозрительные токи, что, подобно уличным сквознякам, продолжающим улицы, встречаются внутри тела слабыми импульсами умозрительной геометрии.

Мой интерес в Виченце можно назвать архитектурным, а значит, внешним, не претендующим на детальность переживания, возможного только если здесь задержаться хотя бы на какое-то время.

Первые же церкви отбивают всякое желание забираться вообще под какую бы то ни было крышу – после дождя, знаете ли, люди улыбаются, влюбленные встречаются, а населенные пункты раскрываются, точно напоенные свежестью весенние бутоны.

Исключением здесь будет сам театр «Олимпико», который миновать нельзя, и именно поэтому я напишу о нем отдельно.

А город, расслабившись и ухватившись за нить твоего желания, начинает постепенно, крайне медленно и крайне неохотно, раскрывать подведомственные территории, мелькая то живописным каналом, то старинным мостом (Палладио их тоже, кстати, строил), а то особенно таинственно молчащей улочкой, состоящей из загородных вилл, расположенных прямо в городе.