Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости

Срок давности по кражам вышел уже для всех работ. И все равно его мать остается неприступной крепостью, когда речь заходит о месте упокоения последних восьмидесяти экспонатов. «Она унесет эту тайну с собой в могилу», – уверен Брайтвизер. И ее бывший любовник, если он и знает что-то, тоже молчит. Неизвестно, имеет ли та ночь, посвященная уничтожению искусства, отношение к их разрыву. Брайтвизер ни разу не встречал ни одной из пропавших работ на аукционах, и полиция тоже.

Возможно, ключ от тайны исчезновения восьмидесяти произведений искусства хранится у Анны-Катрин. У Брайтвизера в квартире нет Интернета, зато есть в сельском доме бабушки, и он находит Анну-Катрин на «Фейсбуке». Он узнает, что она работает и растит сына. Ему просто хочется встретиться с ней еще раз. Но в кои-то веки он принимает верное решение и оставляет ее в покое. Он не посылает ей сообщения и удаляет свой аккаунт. Он не пытался связаться с Анной-Катрин с того последнего письма в 2005 году, говорит он, – и нет никаких доказательств обратного. «Некоторые моменты должны сохраниться в тайне», – пожимает он плечами.

Он мается вот так больше года, с 2015-го по 2016-й, ничего не зарабатывая, без всякой перспективы чем-либо заняться. «Я замуровал себя», – говорит он. Наконец он признает, что хорошо умеет делать только одно, и это осознание незамедлительно дарит ему ощущение свободы. Он отправляется в тур по тем музеям Эльзаса, в которых до сих пор ничего не крал. В Доме археологии, к северу от Страсбурга, он сметет себе в карман пять римских монет третьего и четвертого столетия новой эры, заодно с филигранно проработанной золотой серьгой с висячей жемчужиной. Рядом, в Музее хрусталя, он разживается парой пресс-папье. Из еще одного музея, к югу от Страсбурга, он выходит с прекрасной инкрустацией по дереву – ясень, красное дерево, ель, – изображающей сцену из Троянской войны. Он прихватывает несколько предметов в соседней французской деревне, еще что-то – в Германии.

Ни к одному из этих предметов он не ощущает любви. «Я украл все это, потому что было легко», – поясняет Брайтвизер. И еще по одной причине: «Мне нужны были деньги». Он выставляет эти вещи на eBay и других аукционных сайтах, выходя в Интернет из дома бабушки – всегда под псевдонимами. Он моментально снимает с банковского счета полученные деньги, в пересчете около десяти тысяч долларов, превращая в наличные раньше, чем их успевают заблокировать, – этому приему он научился от сокамерников за годы, проведенные в тюрьме.

Может, все его советчики именно поэтому и оказались за решеткой. Во французский отдел полиции, специализирующийся на поиске произведений искусства, поступает сигнал от одного осторожного покупателя, заподозрившего, что на продажу выставлены краденые вещи, и инспекторы, по привычке подозревая Брайтвизера, прослушивают его телефон и проверяют банковские операции и деятельность в Интернете. Наконец-то его методы ясны: Брайтвизер стал таким же, как и все остальные музейные воры. В феврале 2019 года полиция наведывается в квартиру Брайтвизера и арестовывает его. Он какое-то время сидит в тюрьме, дожидаясь суда, затем его помещают под домашний арест по причине пандемии ковида-19.

За последние годы и в Европе, и в США были введены законы, подразумевающие более суровое наказание за кражу произведений искусства и культурного наследия. И теперь, когда они вступают в действие, вполне вероятно, что за недавние кражи и продажу краденого Брайтвизеру придется отсиживать в тюрьме или жить на условно-досрочном освобождении лет до шестидесяти. Он не думает, что когда-либо женится или заведет детей, говорит он. «Наверное, просто буду мести улицы».

Впрочем, за несколько месяцев до своего ареста в 2019 году он пережил одну из самых ярких встреч с искусством. Встреча происходит вскоре после того, как он видит брошюру – Брайтвизер по-прежнему пролистывает брошюры, это укоренившаяся традиция – из Дома Рубенса в Бельгии. Он не хочет заглядывать в буклет, но все равно заглядывает. И вот она – маленькая статуэтка «Адам и Ева», очевидно вернувшаяся в экспозицию. Он взволнован, он потрясен, а потом его разум, как и всегда, уже не в силах отделаться от этой мысли.

Он едет пять часов до Антверпена. Он маскируется в своей обычной манере, бейсболка и солнцезащитные очки, покупает билет за наличные. Впервые за двадцать один год он входит в Дом Рубенса. Все выглядит примерно так же, говорит он, словно бы время остановилось. Он проходит через бывшую кухню Рубенса и жилые комнаты в маленькую галерею в задней части дома. Витрина из оргстекла теперь прочнее, отмечает он, а еще в музее стало больше камер и больше охраны.