Читаем Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости полностью

Во время той поездки, по пути в Бельгию, мы остановились в зоне отдыха у скоростной трассы, чтобы зайти в туалет. При входе в мужскую уборную стоял турникет, вход стоил семьдесят центов, меньше доллара, но требовалась точная сумма. Зона отдыха была полна народа, люди входили и выходили. Я покопался в кармане, чтобы понять, есть ли у меня нужные монеты, тогда как Брайтвизер, улучив удачный момент, ловко поднырнул под турникет выверенным движением и оказался по другую сторону, быстрый как молния. Никто, кроме меня, похоже, ничего не заметил.

Брайтвизер поглядел на меня и повертел головой из стороны в сторону, вдохновляя последовать за ним под турникетом. Мне хотелось, однако я решил, что непременно застряну, или выставлю себя на посмешище, или каким-нибудь позорным образом попадусь при попытке бесплатно проникнуть в уборную. У меня попросту не хватило духу попробовать, и я с трудом представлял себе, как можно проделать подобное в музее, где ставки неизмеримо выше. Нужных монет у меня все равно не нашлось, и я отправился к кассиру в закусочной, чтобы разменять деньги, тогда как Брайтвизер уже благополучно пользовался уборной.

Несмотря на несколько предпринятых попыток, мне ни разу не выпало шанса поговорить с Мирей Штенгель, матерью Брайтвизера, хотя Брайтвизер сказал, что как раз молчаливое одобрение его матери – единственная причина, по какой он согласился на встречу со мной. Штенгель прочла французский перевод одной из моих предыдущих книг. «Ей понравилось, – сообщил мне Брайтвизер. – Она с большим подозрением относится к журналистам, однако вы произвели хорошее впечатление». Штенгель сказала сыну, что не возражает против его разговоров со мной.

Анна-Катрин Кляйнклаус тоже не стала со мной разговаривать и даже не ответила ни на одно из трех писем, которые я посылал ей. Несколько человек, знакомых с нею, все же согласились дать интервью. Ее адвокат, Эрик Браун, откровенно болтал со мной несколько часов и заявил, даже не совсем в шутку, что, раз я был вместе с Брайтвизером, когда он украл буклет в Доме Рубенса, я соучастник преступления и мне можно предъявить обвинение.

Адвокат Штенгель, Рафаэль Фрешар, побеседовал со мной охотно, а во время журналистской командировки, когда я проезжал через Швейцарию, повторяя часть маршрута воровского марафона Брайтвизера и Анны-Катрин, я провел день с Жаном-Клодом Морисо, адвокатом Брайтвизера на суде в Швейцарии. Морисо позволил мне взять на время несколько коробок с подробно расписанными материалами дела.

Роланд Мейер и Александр фон дер Мюлль, швейцарские полицейские, добившиеся от Брайтвизера всех его признаний, оба дали мне по подробному интервью. Фон дер Мюлль еще и показал записи с камер слежения из Музея Алексиса Фореля, где Брайтвизер открутил тридцать шурупов, чтобы украсть сервировочное блюдо, пока Анна-Катрин стояла на страже.

Винсент Нос, французский журналист, занимающийся искусством, который написал в 2005 году книгу о Брайтвизере, «La collection égoïst», «Коллекция эгоиста», говорил со мной несколько раз и щедро делился собранными им материалами. Я также побеседовал с Ивом де Шазурном, «литературным негром», составившим «Confessions d’un voleur d’art», «Исповедь музейного вора», и живо описал, каково это было, провести целых десять дней, выслушивая байки Брайтвизера. Редактор книжки Брайтвизера, Анна Каррьер, тоже перемолвилась со мной парой слов.

Швейцарский режиссер Даниель Швейцер, попытавшийся сделать документальный фильм об этой истории (Брайтвизер задушил его проект на корню – у него было законное право вето), бескорыстно переслал мне свою работу. В фильм Швейцера вошли и домашние видеосъемки Брайтвизера и Анны-Катрин. Бывший друг Брайтвизера, багетный мастер Кристиан Михлер, беседовал со мной чистосердечно и весьма долго, умудрившись за один разговор упомянуть Эйнштейна, Моцарта, Наполеона, Гёте, Вагнера и Виктора Гюго.

Профессиональный переводчик Лоранс Бри помог мне сориентироваться во французской и швейцарской системах правосудия и перевел все расшифровки речей Брайтвизера в суде, а равно и многочисленные полицейские допросы, и большинство интервью, записанных мною на диктофон. Брайтвизер выдал мне подписанное законное разрешение, чтобы я мог изучить многословный отчет швейцарского психотерапевта Мишеля Шмидта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное