Муж для княжны Волконской

Князь Волконский не любил, когда его называли князем. Всякий раз это отгораживало, ставило незримый барьер. Одни этот барьер не решались перейти, другие не умели, третьи, а были и такие, самолюбивые, не хотели. Волконский детей воспитал в духе равенства и братства перед Богом и законом. Рождаются все одинаковыми, дворянами или простолюдинами их делают сословные различия, над которыми давно смеются в просвещенной Европе. Всеволод из кожи лезет, работает поболее иного простолюдина, освоил столярное и слесарное дело. Может прокормиться хоть своей головой — диплом инженера! Хоть руками — возьмут в любую рабочую артель. Наталья с детства делит людей на умных и глупых, на честных и криводушных, на жадных и бескорыстных. В ее присутствии самые близкие подруги не осмеливаются говорить о титулах. Словом, Волконский старался не помнить, что он князь, если не напоминали. Но сегодня явился к себе в кабинет взвинченный. Его обычно мягкое лицо потвердело, ясно проступили черты его отца, неистового Петра Волконского — кавалериста и дуэлянта, даже проявились жесткие линии скул Павла Волконского, героя задунайских баталий, кавалера боевых орденов Святого Георгия Победоносца трех степеней. Служащие притихли, укрылись, как мыши за буграми, воздвигнув перед собой на столах груды бумаг. Волконский с ходу велел вызвать адвоката из городского суда Арнольда Дьякова. Не пригласить, как отметили чиновники, а именно вызвать. Пахнет грозой. Дьяков прибыл тут же, осторожно приоткрыл дверь, поклонился:

— Вызывали, Андрей Петрович? Волконский, который ходил взад-вперед по кабинету, резко остановился:

— Арнольд Борисович, как вы объясните свое поведение? Дьяков сделал три шага по ковровой дорожке, остановился, не доходя до массивного стола градоначальника. .По ту сторону располагающе смотрится легкое кресло, но сам Волконский стоит, глаза мечут молнии, и Дьяков тоже стоял, выражая всем своим видом недоумение и неизменную верность и покорность князю.

— Простите, Андрей Петрович, — взмолился он, — я не совсем понял, что вы имеете в виду.

— Мне доложили, хотя с большим опозданием, что у вас была безобразная драка с каким-то бродячим купчишкой! Меня не интересуют и не касаются ваши увлечения английским боксом, хотя человек вашего ума мог бы… В том грязном инциденте упоминалось имя моей дочери! Дьяков вздохнул, его голова упала на грудь. Прерывающимся голосом он сказал:

— Это было. Я не знал как поступить. Этот пьяный купчишка, как вы точно изво-

лили выразиться, заявлял во всеуслышание, что женится на вашей дочери. Когда говорил о ней, делал весьма недвусмысленные жесты. Толпа таких же пьяных и грязных бродяг злорадно хохотала. Волконский, задыхаясь от гнева, спросил:

— Вы это точно знаете? Дьяков потупил взгляд:

— Точно. Я понимаю, недостойно было мне, дворянину. Я не выдержал, проучил мерзавца. По-мужицки, кулаками. Не на дуэль же вызывать! Другого эти скоты не понимают. Волконский сорвался с места, заходил взад-вперед. Дьяков стоял в почтительной позе, чуть наклонившись, не отрывая преданного взгляда от градоначальника. Волконский искоса поглядывал на быко– образного атлета, который сгибался под весом мускулов. Предан, как английский бульдог, силен, как медведь, в то же время быстр, как молния. Такой если проучит, то проучит.

— Этот торговец в городе бывает часто?

— Купец Васильев отпускает ему товар. Тоже темная личность, надо навести о нем справки. Волконский отмахнулся, нахмурился:

— Это лишнее. Я хочу лишь, чтобы имя моей дочери не упоминалось в связи с этим торгашом. Дьяков развел руками, поклонился, пряча блеск в глазах.

— Пьянство и похоть заставляют забыть о многом. Этот торгаш не то отбил в пьяной драке, не то выиграл в карты у китаез молоденькую гилячку, совсем ребенка! В лесу услаждает похоть ею, когда приезжает в город, здесь ищет новые, простите, объекты. Похоть играет, водка, разгул… Ваша дочь показалась ему подходящей… Волконский так побледнел, что Дьяков испугался за князя:

— Ради Бога, не берите так близко к сердцу.

— Когда этот мерзавец появится в городе, арестуйте его! Пусть Батраков посадит его в холодную. За дебош, за оскорбление. Нет, имя моей дочери не упоминать. За дебош, драку. Пусть узнает, что в городе правит закон.

— Хорошо, — быстро согласился Дьяков. — Все уладим, и купчишку изгоним. Он спит с инородцами, то есть с женами гиляков, у них такой обычай угождать гостю. Гиляки, как вы знаете, народ вымирающий, весь в плохих, заразных болезнях, не к обеду будь сказано. Беда не в том, что купчишка спит с их бабами, а может принести заразу в наш православный город. Когда я увидел его вчера с вашей дочерью…

— Что-о! — взревел Волконский. Дьяков молитвенно сложил руки, сделал осторожненький шаг вперед. Лицо стало умоляющим:

— Только не волнуйтесь! Я не хотел говорить, но княжна Наталья, не вините ее. Понятно: таинственный незнакомец, на плечах накидка, как у древнего тевтона, американский винчестер и прекрасный конь, наверняка краденый,.. Словом, она выезжала с ним за город.

— Моя дочь Наталья? Откуда вы знаете? Дьяков торопливо ответил: