Муж для серой птички

День пролетел незаметно. Опять наступил вечер, который все проводили в столовой и опять это ощущение чужого праздника. Она не пошла вместе со всеми. Вместо этого решила подняться на стену и побыть наедине с ветром и морозом. Звездное небо раскинулось покрывалом. Мируша запрокинула голову и задумалась. Небо было таким большим, необъятным, а все проблемы такими мелкими по сравнению с этой россыпью звезд, что теперь думы о них казались глупыми. Какая разница как они к ней относятся люди? Какая разница, что они шепчут за ее спиной? Главное ведь, как она к этому относится. Все такое пустое. Сегодня обиды есть, а завтра их не будет. И чего из этого делать трагедии?

— На звезды любуешься? — услышала она уже знакомый голос. К ней подошел Силий.

— Любуюсь. Говорят, что люди, когда умирают, попадают на небо, чтоб потом за нами наблюдать. А я в это не верю. Там ведь холодно и страшно. Не хотелось бы, чтоб мама и братья там мерзли. Мне больше по душе, когда говорят, что умершие души — это лучи солнца. Они теплые и ласковые. Приносят добро. А звезды — они на снег похожи, которого всегда много. Но от того, что их столько, то мир кажется огромным. Необъятным, — сказала она.

— А может души умерших попадают в другой мир и начинают жизнь вновь?

— Думаешь, что они живут в том мире и не помнят нас? — спросила Мируша.

— Если все помнить, то не будет покоя. Как может мать оставить детей и спокойно наблюдать за их трудностями? Или как любимые смогут жить в разлуке? Тогда нашим близким было бы слишком трудно в том месте, куда они попадают. Поэтому думаю, что они не помнят нас. Но мы помним их.

— Иногда кажется, что лучше бы не было этой памяти. Так было бы спокойнее

жить.

— А еще хорошо бы включать и выключать чувства. Вот обидел кто, так берешь и выключаешь эту обиду. Или причинил кто-то боль, а ты об этом забываешь.

— Тогда смогли бы мы остаться теми, кем мы стали сейчас? Сейчас бы здесь разговаривали другие люди, — ответила Мируша. — Спасибо за шапку. Она красивая.

— Рад, что она тебе понравилась.

— Только больше так не делай.

— Что именно? — спросил Силий.

— Не надо больше помогать. Я не хочу быть тебе обязанной.

— Кому угодно, кроме меня? Я так понял?

— Силий, не обижайся. Но твоя помощь — она другая. И она меня пугает.

— Ты хорошо чувствуешь людей, Поточка. Даже лучше, чем они себя.

— Нет. Я плохо разбираюсь в людях. Просто тебя боюсь.

— Знаю. Ты об этом уже говорила вчера, — ответил Силий. — Иди в комнату, а то тут холодно. Заболеешь. У тебя вон, рукавичек нет.

— Мне и здесь хорошо, — чихнув, ответила Мируша.

— Пойдем тогда в караулку, погреешься. Или все-таки к себе пойдешь?

— Здесь останусь. Не надо мне указывать, что я должна делать!

— Ты недавно сильно болела. Глупо мерзнуть из-за упрямства. Согласись? — он

снял свои рукавицы и натянул ей на руки. — Какая ты бесприданница. Ничего у тебя нет за душой.

— А у меня душа красивая. Вот и не надо за ней ничего хоронить, — усмехнулась Мируша. — А с твоей стороны глупо руки морозить.

— Пойдем по стене пройдемся. Стоять на одном месте на таком морозе холодно. — Тепло.

— Ты так говоришь, чтоб со мной поспорить? Показать, какая ты вредная? — спросил Силий.

— Не знаю. Никогда об этом не задумывалась. Я всегда говорю, что думаю. Людям это не нравится.

— Это лишь отговорка, Птичка. Только отговорка…

— Здесь интересно, — сказала она.

— На стене? Или в крепости?

— На стене. Стоишь высоко над землей. Далеко все видишь.

— Только холодно в мороз. И неприятно в дождь.

— Зато здесь можно поймать ветер. Так и кажется, что его можно схватить и…

— А что ты будешь делать с ветром?

— Не знаю. Но всегда хотелось познакомиться с ним. Полетать вместе с ним.

— Это страшно, — сказал Силий.

— Я два раза падала. Один раз с третьего этажа, а второй раз со стены второго этажа, но высоты все равно не боюсь, — ее слова показались бравадой. Таким наивным хвастоством. Силий невольно улыбнулся.

— Я когда-то летал. Ловил ветер и летал. Это было страшно. Земля далеко, вокруг облака, а ветер играет тобой, как листком. Может кому-то такое и нравится, но я предпочитаю сам своей судьбой распоряжаться.

— Зависеть от чьей-то прихоти — это сложно. Всегда казалось, что это неправильно.

— А что правильно? — спросил он.

— Правильно?

— Например, спорить по мелочам?

— Нет. Я не так уж и люблю спорить. Не знаю, Силий. В последние дни мне то хочется спрятаться ото всех, то хочу спорить и доказывать всем чего-то. Понять бы еще чего.

Порыв ветра кинул пригоршню снега и заставил резко отвернуться. Она неожиданно уткнулась носом в Силия, который стоял слишком близко. Он приобнял ее за плечи. Ветер вокруг поднимал пургу вокруг них, но они похоже не замечали этого. Мируша стояла закрыв глаза, в окружение снега и света от фонаря. Щеки и нос раскраснелись на морозе. Она напомнила картинку в детской книжке, где была нарисована снегурочка, когда она жила у бабушки с дедушкой и не собиралась прыгать через костер.