Муж есть муж

- Пёшер, мой муж, я никогда не найду никого похожего! Такой мужчина! Такой серьезный! (ее муж пил по-черному, но надо сказать, у него были оправдания.) Подумать только, провести всю свою жизнь на железной дороге! В Эсэнэсэсэф*!( SNCF-Soci'et'e Nationale de chemin de fer Francais-Национальное общество железных дорог Франции)! всхлипывала она, и от надрыва этой плакальщицы служба на железной дороге превращалась в труд Магеллана и Колумба. Всю свою жизнь! А я здесь! Но я знаю, откуда все это идет! Давайте, я хорошо понимаю, что это значит! Я вижу руку за всем этим! Больше некому, кроме молодости и Испании! Девчонки, которая моет ножи вашей несчастной бабушки с Жэксом* ( средство для мытья посуды)!

Кофе был готов.

- Он не очень-то крепкий, - сказала она.

Я глубоко вдохнула. В конце концов, у мадам Леблез было одно достоинство: она занимала Игнасио. С того момента, как она устроилась со своим серебром, он уселся перед ней и с открытым ртом завороженно следил за ней взглядом.

- У вас не найдется маленького печеньица, смочить в кофе?

Я открыла перед ней коробку, поняла, что это не ее любимый сорт и это доставило мне удовольствие.

Когда она поставила пустую чашку, Игнасио одарил ее ослепительной улыбкой, она ответила ему нервным тиком, который тоже мог сойти за улыбку.

Это меня тронуло. Я всегда рада присутствовать при чуде. Я подумала: ”Игнасио ее очарует. Это чудесно, они станут друзьями!”

Она снова принялась за свое серебро. Игнасио протянул ей чеканную рамку с фотографией Жана.

- Это мой папа, - гордо сказал он.

- Это не твой папа, Это твой Господин!, - зашипела она в ответ.

Я думала: ударить ее золоченым игольником (тяжелее) или коробкой для чая (практичнее), но мой ангел-хранитель, наверное, закончил партию в мяч, потому что кипятящееся белье с жутким шумом начало переливаться через край и я помчалась выключать газ.

- Я не сообщу вам ничего нового, сказав, что с прошлого года цены поднялись, - сказала Мадам Леблез, поставив последнюю салонку на стол.

Довольная, что она уходит, я готова была заплатить ей, как первой скрипке!

У меня не было мелочи.

- Это не старшно, мы еще увидимся - сказала она, на лету хватая банкноту. - Вы сами разложите серебро в серванте, я предпочитаю, чтобы вы, а не я что-нибудь разбили.

Она встала и окинула комнату цепким взглядом.

- Так вот как, в этом году Этот Ваш не стал вас сопровождать в отпуск?

- Напротив! - сказала я - он здесь!

- А! Очень хорошо, - сказала она обиженно. - Я просто не видела его…

А я его видела, со спины через приоткрытую дверь. Он торопливо проскользнул во входную дверь, очень стараясь, чтобы его не заметили. Я заметила, как осторожные рожицы подмигивали мне, якобы оказывая поддержку. Но никто не нашел в себе смелости прийти и подать мне руку помощи, пока я страдала под гнетом Мадам Леблез. Только Игнасио бился бок о бок со мной и храбро последовал за нами, когда я отвозила ее на машине.

Дом, сад, все казалось пустынным. Наверное, они скрылись в погребах, на чердаке, в шкафах, в подсобках, в водосточных трубах? Или в норах, лишь бы не рисковать оказаться на нашем пути.

Они были правы. Посреди платановой аллеи Мадам Лаблез зашевелила вставной челюстью.

- Если бы ваш дедушка видел, в каком состоянии вы оставляете виноградники! Все здесь мертво!

Злюка! Я прекрасно вижу, что наши виноградные лозы одичали и ползут по земле вперемешку с буйными травами. Нам удалось спасти только верх владения, это уже чудо. У нас нет денег. Даже на то, чтобы вырвать то, что уже погибло. Когда Тибер умрет, а он умрет, увы, скоро, мы не купим другой лошади. Возможно, мы именно поэтому так любим этого розового коня. Он пережил здесь все. Конечно, если бы мама захотела заняться владением, все, возможно, шло бы лучше. Но мама - сенатор. Она слишком занята спасением Франции, чтобы спасать нашу мебель. И даже могилу отца в конце большого виноградника. Время - беспощадное, бетонное, металлическое - борется с пейзажем и с воспоминаниями. Сколько еще сможет сопротивляться этот хрупкий островок? Круги Зоны Урбанизации подстерегают нас, окружают и движутся вперед невидимым, административным походом. И как поверить, что нас единственных пощадят? Сейчас надо прийти к самому подножию Тур Мань, чтобы увидеть ее в первозданной наготе. Ним времен Римлян залит цементом. С этим ничего не сделать. Скоро придется научиться смотреть глазами памяти.

- Из-за всего этого у меня суп еще не на огне!

- У меня тоже, Мадам Лаблез!

- Да, но вы молоды и вам больше нечего делать!