Муж есть муж

- Скажите пожалуйста, ты будешь напоминать мне о приличиях, как будто ты моя мать!

- Я твоя Mamma!

- Сейчас увидишь, что я сделаю с этой Mammа на скатерти прямо перед всеми!

Какие мы непристойные! Никто не отваживется на нас смотреть, никто не осмеливается приблизиться к нам. Мы создали пустоту.

- Это сила эротизма, - сказал Жан.

Мой мозг, озаренный Шатонефом, пересек вопрос:

- До какого?…

- До какого чего?

- До какого возраста, ты думаешь, можно заниматься любовью?

Жан глубоко задумался, прежде чем ответить:

- Посмотри, очень, очень одаренные личности… до двадцати пяти… двадцати шести лет, может быть.

Я заржала от радости:

Ты думаешь, мы доживем до такой старости?

- Постучим по дереву! - сказал он. И обратился к патрону: Еще бутылку Шатонеф!

- Еще одну бутылку? - (Патрон был растерян) - Полбутылки, вы хотели сказать?

- Не знаю никаких полбутылки! - Жан был великолепен. - Поставьте нам Шато-Фортия 1973

- Но это уже третья, месье!

- Я знаю: моя жена пьет как сапожник!

Это наверное, правда, потому что все остальное теряется в изысканом тумане. Боже мой, если бы я была папой, я думаю, что часто надевала бы тиару задом наперед!

Я знаю, что мы танцевали на террассе перед фиговым деревом, Жан кусал мне ухо, говорил мне ужасные вещи, и только патрон и персонал еще смотрели на нас ошеломленным взглядом, который вызывал у меня бешеный смех. Был чудестный десерт. Но что? Невозможно вспомнить. Я вспоминаю только фразу патрона, когда мы уходили:

- Смотрите на желтую линию ( линия на дороге, разделяет встречные полосы)

В машине, возвращаясь на шоссе, я сказала Жану:

- Ты обращаешь внимание на желтую линию?

- Спрашиваешь! Но я не помню, где мы должны ехать, справа или слева от нее. Я еду прямо по ней!

Я обвилась вокруг него и скользнула рукой под его рубашку. Они все были правы: у него нет живота! Я издала легкий вздох.

- Что-то не так?

О! Нет! Все было хорошо! И даже очень хорошо!

- Как глупо, что он отдал свою последнюю комнату! Но я буду спешить! Закрой глаза, дорогая, и ты проснешься уже в своей постели.

- В ТВОЕЙ постели, - уточнила я.

Мы приехали.

- Я оставлю машину достаточно далеко от дома, чтобы не перебудить всех, - сообщил мне Жан приглушенным голосом.

Ночь была свежая, отрезвляющая, чистая. Луна стекала на крыши служб, аромат травы плыл в воздухе. Я споткнулась на камне и очутилась в обьятиях Жана.

Он одарил меня сокрушительным поцелуем. Коллекционным просто. Моя шаль соскользнула с плеч. Я перевела дыхание.

- Я потеряла шаль…

- Оставь, ты скоро потеряешь много других вещей, - сказал Жан, расстегивая мой пояс.

- Ты будешь раздевать меня прямо в саду?

- Я не осмелюсь! - протянул он, отправляя пояс на крышу бывшего курятника.

Расстегнутая юбка соскользнула к ногам.

- О!

Мой корсаж треснул. У меня должно быть был вид пастушки, насилуемой солдафоном. Давно уже я не переживала таких очаровательных моментов. Подобрав юбку одной рукой, сжимая сумку другой, я бегом бросилась к дому, достаточно легкая и быстрая, несмотря на высокие каблуки. Мгновение удивленный моей живостью, Жан поспешил в погоню. Я оставила ему свою юбку в тот момент, когда он почти меня схватил, я потеряла туфлю, вскарабкалась по ступенькам подьезда и оказалась в его руках, прижатая к двери.

- Цыц! - сказал он тихо, открывая ее.

Все было темно и тихо. Он закрыл ее за нами с теми же предосторожностями.

Я больше не видела его. Наощупь он нашел меня и поднял на руки, как молодую жену. Моя сумка упала, и я услышала, как множество маленьких предметов покатилось по полу.

Жан атаковал лестничный пролет.

- Не слишком тяжело?

- Не занимайся…

- Если дети…

- Дети согласны! Они подписали мне бумагу. Ты хочешь посмотреть?

В свою очередь, я поцеловала его и почувствовала, как он покачнулся между двух ступенек. Я думала, что мы сейчас разобьемся на лестничной клетке, и, пожалуй, это будет достаточно красивая смерть, но он сделал глубокий вдох и закончил подьем шагом охотника.

Мы вошли в комнату. Он положил меня на кровать. Зачем зажигать свет? Я слышала, как на пол скользят вещи, я уже благодарила Господа и почувствовала его благословение: вес мужчины на груди. Но в храме моего блаженства неожиданно зажегся красный огонек, и начал вибрировать сигнал тревоги. Происходило что-то ненормальное, и я испуганно пробормотала:

- В постели кто-то есть!

- Не бойся, - прошептал Жан, - это я!

- Нет, - сказала я, - есть кто-то другой…

Он все же встревожился.

- Ты уверена? - прошептал он.

- Уверена!

- Ты не пьяна немножко?

- Да! Но все-таки, кто-то есть!

Да. Кто-то был.

Игнасио.

- Ку-ку! - весело сказал ужасный ребенок.

- Я тебе покажу “куку”! - покраснел Жан. - И, во-первых, что ты здесь делаешь?

- Я боюсь, - спокойно сказал он.

- Боишься? Боишься чего?

- У меня в комнате большой мерзкий лис.

Я почуствовала, что сейчас свихнусь. Последний лис Фонкода был убит моим прадедом в 1872!

- Что это за комедия? Ты сейчас же пойдешь ляжешь спать!

- Нет, - сказал он ласково, - хочу спать с Икой и папой!

Жан скрипнул зубами у меня за спиной:

- Я сейчас взорвусь!

Это было совсем не вовремя.