Муж есть муж

- Вы увидите, вам будет хорошо! - обещает гарсон, буквально втискивая меня в бересклет, и блокирует ножку столика старыми счетами.

Влезть-то я влезла, но вынимать меня отсюда придется лебедкой.

На другом конце террасы другая одинокая узница составляет мне пару. Она смотрит на меня большими красивыми фиалковыми глазами, и мы застенчиво улыбаемся друг другу.

Как я хочу есть!

Без двадцати два. Я устрою маленький праздник: подарю себе маленькую праздничную трапезу… Без двадцати два. На меня нападают угрызения совести. Я позвоню Жану, чтобы он не беспокоился…

- Я бы хотела позвонить.

Гарсон поднимает руки к небу:

- Неполадки на линиях! Опять!

Хорошо, уж если на линиях неполадки, ничего с этим не сделаешь, нельзя, чтобы это портило аппетит… небольшой буйабес?

Я поднимаю бокал за здоровье моей краткой свободы. Моллюски падают в мою тарелку с жемчужным звуком. Воспользуемся нашими однодневными каникулами! Бог знает, что нас ждет сегодня вечером дома…

И вдруг мне становится так хорошо, что мне больно оттого, что их всех нет вокруг меня. …Как бы я хотела, чтобы мы были все вместе за большим веселым столом! Слышать, как они смеются. Видеть, как они поглощают непривычную еду. Бежать с ними к волне… Серафина права, я la Mamma, я больше ничего не умею, только высиживать мои яйца.

Я пью, чтобы забыть. Чтобы их забыть. Я смотрю вокруг. Но только чтобы рассказать им этот кусочек жизни, мне кажется, что я его у них украла.

Узница с сиреневыми глазами медленно болтает маленькой ложечкой в своем кофе. У нее грустный вид. А ведь она должна иметь бешеный успех. Как бы я хотела быть такой же фатальной! Дедушка, увидев ее, сказал бы:

- Что вы хотите, у нее внешность романтической героини! Это не ее вина. Из-за таких женщин разыгрываются драмы…

Как бы подтверждая слова моего деда, мужчина, сидевший ко мне спиной, поднимается и направляется к столику «героини». Он наклоняется и, похоже, предлагает ей прогулку или развлечение, потому что она улыбается и отклоняет приглашение очаровательным движением головы. Мужчина недоволен. Он выпрямляется и уходит весь из себя уязвленный. Куртка яхтсмена, клубный галстук. Это тип-соблазнитель. Мне с моего места не видно, но я уверена, что у него белые замшевые ботинки. Он пухлый, розовый и удовлетворенный, несмотря на полученный от ворот поворот. Взгляд самца еле пробегает по мне, но автоматически пускает стрелу.

Я плаваю в своем буйябесе, слушая, смотря, вдыхая… Мне пришлось снова надеть солнечные очки. Люди не прекращают проходить перед террасой. Они крутятся в своих каникулах, как белка в колесе.

Многочисленная семья встает в грохоте стульев. Отец подавлен и сутул. Кричит старшая дочь, на грани слез и половой зрелости. Мать, бледная, изнуренная, растрепанная, награждает младшего подзатыльником. Мальчишка, мстя за себя, проходя показывает мне язык, тяжелый от шоколада. Мальчик мой, тебе повезло, что я не остаюсь - я бы скорчила тебе такую рожу, от которой ты не спал бы всю ночь!

Как я люблю их, этих людей, проходящих по моей жизни, пока я завтракаю у моря, и исчезающих навсегда! Эти две старые дамы так воспитанно доедают сент-оноре* ( пирожное из слоеного теста с кремом), у них такой милый вид. Капелька синих чернил капнула с ручки этих учительниц на пенсии и окрасила их мягкие белые кудряшки. А вот тип-соблазнитель, стоит на горячем тротуаре и зажигает сигарету. Как я и предполагала, он носит ботинки из белой замши. Он ждет молодую женщину с фиалковыми глазами, она поднимается, покидает свой стол, но скрывается в тени отеля. Он с разочарованно бросает спичку.

Несколько монстров в шортах крутятся перед отелем, щедро предлагая взору окружающих свои варикозные ноги, превосходную накожную растительность и спины - облезлые и красные как зады обезьян.

В зале осталась лишь молодая пара, которая - руки под столом - давно думает, что вокруг никого нет, и девочка в очках. Она сидит на третьей ступеньке у входа и делает вид, что читает Тинтина * (комиксы), но она наблюдает, от нее ничего не укрывается.

Я уже смотрела в ее возрасте? Я когда-нибудь умела смотреть? Я вспоминаю, что бегала с опущенной головой. Какая жалость! Мир и его обитатели всегда так прекрасны, как сегодня? Я неторопливо тяну свой кофе. Потом придется заплатить и уйти. Я поеду по Камаргу… Постой-ка, я ведь просто должна заехать в Бразинвер. Я не уверена, что смогу найти дорогу. “Гранатовое дерево всегда покажет тебе путь”, - говорил дедушка. Семья принимала участие в охоте ближе к концу прошлого века. Не прошло и девяноста девяти лет. Будет чудесно увидеть берег и лес, куда пристала лодка Святых…