Нет нужды в пояснениях: это две старые Англичанки. У них оттенок кожи, как у майора, вернувшегося из Индии, редкие взбитые волосы, мужская походка, восторженная улыбка паломника, который наконец достиг своего рая. Они носят жуткие корсажи с люрексом, суперувешенные колье и шейными платками.
Правь, Британия!
Сперва они приветствуют невидимое и жуткое существо, которое прячется за стулом старой мадам Клержуа. Это ее собака. Она цвета фуксии. Потом они приветствуют саму мадам Клержуа. Потом Люсьена. Потом всех остальных. Они говорят громко. Люсьен еще громче. Должно быть порядка 70 децибелл.
- Did you enjoy with horses?
- Oh! Lovely, georgeous, marvellous!
Силой авторитета Люсьен налил им слабо разбавленного абсента и поставил бутылку розового на холод. Свежий воздух не единственная причина их розовых щечек. Они потягивают абсент…
- Delicious!
Завтра на рассвете они уходят в море с рыбаками.
- Wonderful holidays!
Они счастливы.
Я тоже.
Wonderful holidays!
Со времен моего детства ночной ритуал в Гро не изменился.
Тот же тропизм
Достичь порта, канала, набережной, куда запрещен проезд на машинах и где происходит что-то важное.
Что? Так вот именно это и надо выяснить!
И группы, пары, семьи торопятся через маленькие, плохо освещенные улочки, почти бегут. И я, одинокая, нахожу дорогу и знаю, что надо достичь разводного моста, чтобы неожиданно началась церемония. Здесь бег прекращается и каждый приспосабливается к ритму толпы. Размахивая руками, люди смотрят друг на друга, на витрины, на корабли, на террасы, где пьют, едят, курят, смеются. Стоят в очереди у разносчиков, толкаются перед «Веселой устрицей»… Редко странники идут против течения. Это ошибка, происшествие, на это косо смотрят и если вы это проделали один раз, вы не захотите повторить.
“Опиум! В Сайгонском порту…”
Скрежещущий диск привлекает меня в Восточную Лавку…
“…есть китайская джонка
таинственная лодчонка
ее имя неизвестно никому…”
Запах ладана, ракушки в промышленном количестве, загадочные травы, горящие в бронзовых вазах, мятые платья, подвешенные, как жены Синей Бороды….
“Опиум!..”
Я покупаю сверхкороткую ночную рубашку, японскую зубную щетку, несколько предметов туалета и парфюмерии и бросаю все это в сумку из рафии, пахнущую шафраном.
Людской прилив снова захватывает меня, мягко толкает. Если бы вся эта толпа пела псалом, никто бы не удивился. Ночь издает дикий шум, кричащий, как неон и огни. Ребенок слушает раковину:
- Я его слышу! - говорит он, более очарованный пойманным морем, чем тем, что плещется у наших ног.
Молодожен надевает зеленое, как волна, кольцо на палец своей жены, которую так напугала рыба.
- Ща ты у меня услышишь, как жопа звенит!
Я оскорбленно поворачиваюсь. Но это всего лишь милый отец семейства в плохо сидящей рубашечке и шортах пытается дать хорошее воспитание своему трудному подростку.
Вдруг, двигаясь против течения, волну паломников разбивают три оглушительно хохочущие девушки. Они носят со знанием дела разлохмаченные джинсы, утыканные стеклянными изумрудами и топазами. У них голубые или зеленые ногти. Они пахнут огнем, мускусом и свободой, а у той, что толкает меня, тело горячее, будто она собрала весь жар ушедшего дня.
- Скажи-ка! Ну и девицы! - цедит меж сжатых губ жена раболепно кивающему мужу.
Да, они очень дурного тона девицы.
Мне бы хотелось увидеть их еще раз.
- Алисочка! Дай мне руку, ты упадешь!
Бабушки всегда были секретом Гро. Они и сейчас здесь, в черном с ног до головы, как во времена моего детства. Алисочке лет восемь-девять, это ужасное существо, увешенное дурацкими украшениями, она носит больше медалей, чем ветеран, и серьги, как у кассирши.
Вот она торгуется с бабушкой, ее рука за фисташковое мороженное.
Бабушка сдается.
- Двойное! - сурово уточняет Алисочка!
Процессия останавливается перед киноафишей.
На этой неделе:
КОШКА НА РАСКАЛЕННОЙ ГРЫЖЕ.
Вскоре на экране:
ЗАПИПИСКИ ПИККВИКСКОГО КЛУБА.
- Скажи, бабуля, - спрашивает Алисочка, - мы пойдем в кино?
- Если ты будешь хорошо себя вести, - отвечает бабуля.
Думаю, я угощу себя оршадом на террасе Кафе де Пари, восстановлю силы. Колонны, водянисто-белого цвета железный вьюнок, граненые стекла, круглые мраморные столики с покореженными ножками, вы еще помните те времена, когда от абсента таял в ажурной ложечке сахар? На эстраде веселая старушка, одетая в испанскую шаль с шелковой бахромой, стучит на рояле.
“Если ты будешь хорошо себя вести…”
Что это значит, “хорошо себя вести”?
Когда я была маленькая и задавала вопросы о дяде Сабине, мне отвечали:
“Он дурно себя вел”