Муж есть муж

И, естественно, Добрый Боженька его наказал. Добрый Боженька очень рано забрал его к себе. Принимая во внимание рассеянность Доброго Боженьки, я тогда решила, дяде просто не повезло. Боженька мог бы устроить проверку в другой день. Нет, надо было, чтобы он попал именно на глупости дяди. Какая жалость! Он был так красив…

Бедный Сабин. Бедный дядюшка. Слушай, знаешь, что мы сделаем, дядюшка? Сегодня мы вместе выйдем в свет. Извини, нюанс: я тебя выведу! Я, твоя правнучатая племянница Людовика. Я родилась через пятьдесят пять лет после твоей смерти. И вот, сегодня вечером я вывожу тебя в общество. Я купила тебе пакет-сюрприз, и ты найдешь там дозу неизвестного тогда лекарства, которое изменило бы твою жизнь. Вот так, маленький укольчик, он даже не сделает тебе больно. Оса оставляет больше следов.

Ты выздоровел.

Ты красив, Сабин.

Ты в расцвете лет, мир будет принадлежать тебе, лошади бьют копытами во дворе, запряженные в зеленые кареты с золотыми буквами на кузове:

Fons Calda

Чудесные источники

Фонкода

Общество Бань

Кампердон и Братья

Лошади бьют копытами, а потом поскачут на совсем новый вокзал за прелестными пациентками, которые прибывают со всего мира с чемоданами, полными кокетства. Они, конечно, приезжают ради воды - маленький хрустальный мерный стаканчик в чехле из тростника или тисненой кожи - но они приезжают так же ради тебя, Сабин Кампердон, прекрасный холостяк из Септимании. Под тенями торжествующего Фонкода ты обнимешь самых прекрасных за их тонкие талии, медленные шаги в аллеях, качание кринолинов в горошек, шелковые зонтики, жилеты с бахромой, сладострастное комкание тафты, тепло руки под митенкой…

Ты сделаешь нас богатыми! Ты отправляешь свою воду по всей Европе! И даже в Америку! Миссис Фергюссон, эта обворожительная оригиналка, больше не может без нее обходиться! Твое фото в Галлуазе. “Признанный источник, общественный интерес” - сказал президент Республики. Поговаривают о визите итальянской королевы! Победа, дядюшка! Продолжай, это богатство и слава. Мы ведем большое стадо, и наши лошади гордятся нами.

Увы, это мечты.

Ты тоже много мечтал. И ты дорого заплатил за отравленный поцелуй. Ты умер в расцвете лет, в боли и гнили, о тебе вспоминали только шепотом. Но я скажу тебе кое-что хорошее: есть предписание, брат мой. Этим вечером я беру тебя за руку и вывожу из семейного чулана. Если бы ты знал, как мораль изменилась с развитием науки! Теперь любовь…

- Могу я позволить себе предложить вам рюмочку?

Что за дурацкий голос? Невозможно, чтобы он принадлежал дяде!

Тип-соблазнитель, очень солидный в своих ботинках из белой замши, стоит передо мной.

Какое пробуждение!

Я составляю свой отказ по образу и подобию отказа молодой женщины с фиалковыми глазами. Вежливо, но твердо.

Он уходит с обычным своим довольным видом, должно быть, он сохраняет его и в самых ужасных поражениях.

Он мне испортил оршад!

А все-таки, как хорошо на этой террасе.

Пианистка весело гробит Болеро Равеля, потом резко перескакивает на Фуникули-Фуникула. Музыка киоска и города на водах. Четыре местных старожила рубятся в карты рядом со мной на салфетке, жирной от воспоминаний. Они говорят на провансальском, и волшебный язык защищает их, отрезает от вульгарности и шума. Тридцать лет назад, когда я приезжала сюда с бабушкой, были такие же сеньоры из Гро… Тридцать лет назад? Что я такое говорю? Сорок лет назад!

- Сорок лет назад!

Я почти закричала.

Старые игроки смотрят на меня, перемигиваются - каких только сумасшедших здесь не увидишь! Тот, который сидит ко мне спиной, срезает карты.

- Parlo souletto! - говорит он, и все смеются.

Но их смех заглушен другим смехом. Соблазнитель пригласил девушек в джинсах, и они только что с большим шумом устроились рядом с моим столиком. Старожилы замолкают. Грек с нежной загорелой кожей уселся на террасе. Они осуждают, но оценивают. Партия в карты переживает из-за этого тяжелый удар. Девушка, что недавно меня толкнула, рыжая с мелко вьющейся лохматой шевелюрой. Она ложится в ивовое кресло. Ее пупок - великолепная звезда на равном расстоянии от инкрустированных джинсов и корсажа, приоткрывающего золотистую грудь. Все трое как на коньках. Занятно, должно быть, наблюдать, как они слезают со своей обуви! Они очень молоды, их глаза загораются, когда официант ставит перед ними банана-сплит* (коктейль с мороженым)тридцатисантиметровой высоты. Они весело бросаются в атаку и радостно смеются под усами из крема Шантильи.

Рояль смолк.

“Класс, бабуля беременна!” Поет Пьер Перрэ, и, как на ярмарке в Пайяде, толпа подхватывает хором куплеты и припев. Девушки поют с полным ртом. Соблазнитель разглагольствует об ошеломительной жизни на Коста Брава, где он был в прошлом году. Но они не слушают ни слова из того, что он говорит, слишком занятые своими сладостями. Я тем более не слушаю, слишком занятая тем, чтобы смотреть на то, как они лакомятся, играют ложкой и соломинкой, следя за потоком паломников.

- Ох! Отпадный тип! - кричит вдруг самая маленькая, брюнетка с голубыми и сиреневыми тенями.