Муж-озеро

Как и окружающие вещи, новую Танюшу перестали интересовать окружающие люди. Раньше она видела себя тысячами воображаемых глаз и была уверена, что все они зрят на ее месте какое-то нелепое существо, не имеющее права существовать — за то, что не сподобилось главного индикатора значимости в этом мире. А именно, внимания мужчин. Поэтому в пакете сладостных картинок невозможного, но вожделенного счастья обязательно присутствовали эти же тысячи глаз, только на сей раз узревшие ее, танюшино, счастье. Она видела свою взлелеянную в мечтах супружескую жизнь глазами других — прежде всего, конечно, женщин, ее вечных удачливых соперниц, всегда оставлявших ее первой с конца. Их глазами она любовалась красотой своего придуманного мужа; их восхищенно-завистливыми пересудами она описывала себе свою придуманную любовь. Выходило, что она, боявшаяся людей, не могла мыслить себя без их оценок. Танюша это осознавала, но ничего поделать не могла: ее «я» составлялось из огромной безличной толпы воображаемых людей, из впечатлений которых (обычно негативных), подобно фасеточному глазу насекомого, складывалось общее впечатление Танюши о себе. Разумеется, в самом центре этого клубка располагалась сама Танюша, которая робко верила, что на самом деле она — самая лучшая, и когда-нибудь все это поймут. Но все не спешили понимать, и по-прежнему хлестали Танюшу холодными струями равнодушно-презрительных взглядов. От этого ей становилось горько-упоительно жаль себя, и она проводила ночные часы, смакуя это чувство и придумывая всевозможные наказания для бездушного общемирового жюри.

И вдруг все захлопнулось, как пыльная книга. Улетела толпа несуществующих оценщиков. Исчезли чужие взгляды — как презрительные, так и завистливые. Во всем мире остались только она и ее муж. Теперь Танюша не смотрела на себя — она смотрела только на него. Ей в самом деле стало все равно, как она выглядит. Тело Иона она воспринимала острее, чем собственное; можно сказать, что у них теперь было одно тело и одно лицо на двоих. Ей было забавно, что другие люди этого не понимают. Они наделяли Танюшу какими-то особенными, «женскими» потребностями — считали, что она, как и все, мечтает хорошо выглядеть, покупать себе одежду, делать прически и т. п. Это было так смешно, ведь никакого отдельного танюшиного лица и танюшиного тела на самом деле не было. Вся Танюша свелась к ощущениям — зрения, слуха, прикосновений и запаха, с помощью которых она получала Иона. Ион — это и была Танюша, ее наконец обретенное истинное бытие. Он был ей и муж, и брат, и сын, и отец. Он и дом, где она жила, и лес, в котором она любили гулять, и воды озер, в которых она купалась. Он сам и его любовь были такими же естественными измерениями ее жизни, как пространство и время. Его просто не могло не быть. А значит, его любовь не нужно было обретать, не нужно добиваться, и уж точно невозможно утратить. Как он тогда сказал: «я сделан специально для тебя, а ты — специально для меня». Их близость была столь органичной, что, как казалось Танюше, разрушить ее они не смогли бы даже сами, если бы вдруг захотели. Танюша не просто упивалась восторженным счастьем; это было намного большее, это было спокойное и радостное следование судьбе, в которую она наконец-то поверила.