Муж-озеро

— Ну, посмотри сам. — Я глажу тебя по волосам, убирая их со лба. — Вокруг нас полно негодяев. Они на каждом шагу! Захватчики, которые огораживают леса и застраивают берега озер. Хамы и жлобы, которые паркуются на газонах, матерятся на улицах и включают музыку по ночам. Шашлычники, которые оставляют после себя мусор. Ленивые полицейские и продажные чиновники, которые не реагируют на жалобы. А еще… еще есть женщины, которые курят во время беременности и рожают больных детей, а потом еще и требуют, чтобы государство о них заботилось, и чтобы разные благотворительные фонды собирали им деньги на лечение, хотя они сами во всем виноваты…

— Гм, ты полагаешь, что не стоит их лечить?

— Я… — Я озадаченно замолкаю. — Ну, не то чтобы… Нет, конечно, несчастные дети не виноваты в том, что у них такие матери! Но сам факт! Я вот что хочу спросить — почему, почему они существуют? И при этом, заметь, они счастливы. И эти тетки, и автохамы, и берегозахватчики. И я не понимаю, почему? Ведь это же несправедливо. Так не должно быть!

Я увлекаюсь и не замечаю, что ты уже не улыбаешься, а внимательно смотришь на меня с высоты подушки. Мне становится не по себе.

— Ионушка… ты ведь со мной согласен, правда? — спрашиваю я изменившимся голосом.

Ты высвобождаешь руки и крепко обнимаешь меня.

— Танюша, мне тебя так жаль. Это, наверное, очень тяжело — все время думать обо всех на свете проблемах.

— Но ведь должен же быть кто-то, кто о них подумает! Иначе же их не решить.

— А если все время думать, то разве удастся решить? Ты вот думаешь обо всем, а тебе от этого только хуже и хуже.

— Что же делать?

Ты вздыхаешь.

— Не знаю, Танюшечка. Я, наверное, и правда страшный эгоист. Потому что вокруг столько зла, а я сижу себе ровно и не страдаю. Приходится Танюшке за всех страдать. Бедная Танюшка, — говоришь ты, обняв руками мою голову. В твоем голосе нет ни тени шутки, ты совершенно серьезен. — Давай я тебя пожалею, а?

— Давай! — всхлипываю я.

И ты меня долго, нежно жалеешь. Твои губы, касаясь меня, снимают одну за другой все дурные мысли, и через какое-то время я уже не понимаю, отчего и на кого я злилась. Ведь мир прекрасен! И люди тоже. Опьянев от поцелуев, я поднимаю голову и спешу высказать тебе все, что сейчас в нее пришло:

— Ты прости меня, что я такая плохая… Я сама не знаю, почему! Наверное, потому что я так долго… В общем, сейчас все совсем не так и я совсем не такая! Я счастливая, я просто тону в счастье, и я не знаю, кого за него благодарить. Тебя?

Ты разглядываешь меня, словно ответ на этот вопрос может быть написан на моем лице; не найдя его там, ты качаешь головой.

— Тогда, значит, Бога. Да, я благодарю тебя, Бог! Я хочу… Я готова… Знаешь, я хочу сделать что-то очень хорошее! Помочь там, или принести себя в жертву…

— Не надо в жертву, — шепчешь ты, и пытаешься закрыть мне рот поцелуем, но я упираюсь.

— Нет, нет, я должна! Понимаешь, это же просто невероятно. Это чудо! Я всю жизнь была… ну, полным ничтожеством. Меня никто не любил. И, честно говоря, справедливо. Мужчины смотрели сквозь меня, не замечая. Я думала, что умру одинокой и бездетной… И что я никогда не буду лежать вот так, в постели в мужчиной… То есть с тобой. Ни с кем другим я не согласна! Это так прекрасно — гладить тебя, целовать… Нет, не говори ничего. Я знаю, что несу полный вздор, но мне обязательно нужно сказать… В общем, я должна заплатить за это счастье, иначе это будет не по-настоящему…

— Почему не по-настоящему? — спрашиваешь ты с грустью в голосе; но в своем порыве я не замечаю этого.

— Ионушка, я серьезно! Мне кажется, я должна пройти какое-то важное испытание. Знаешь, как в сказках, когда женщины ходили за своими любимыми на край света, изнашивали за три года три пары железных сапог, ломали три железных посоха… Это так упоительно! А потом они находили своих любимых, но те были зачарованы, и их надо было еще освободить от чар. Я такие сказки и ваши читала, молдавские… Ну так вот, это же прекрасно — испытание! Потому что только после этого женщина становится достойной своего счастья. А до этого она так… просто повезло. И потом, знаешь, после всего этого их чувства становятся еще сильнее. И уже — на всю жизнь. Да, да! Я хочу испытания!..

Я умолкаю, потому что наконец-то замечаю твой укоризненный взгляд. Ты берешь меня за шею, притягиваешь к своей щеке и говоришь:

— Девочка моя, не надо желать испытаний.