Муж

К моменту появления Николь, заспанной и явно перебравшей накануне вечером, мы с Алексом, как дети, резвимся в бассейне, целуясь и гоняясь друг за другом.

Взгляд сестры не выражает ничего, кроме мыслей о болеутоляющем, ну или хочет таким казаться. Я сразу вылезаю из воды, не желая провоцировать её зависть, а Алекс остаётся плавать.

В июле на нашей вообще-то кремовой, но на таком ярком солнце практически белой террасе можно ослепнуть. Однако ни отсутствие солнечных очков и шляпы, ни головная боль не способны остановить идущую к своей цели Николь.

Алекс плавает в бассейне с дельфиньей грацией, его мощные руки разрезают бирюзовую воду взмахами, чередуя брас, баттерфляй и кроль всякий раз, как он заходит на новый круг. Его смуглая спина, почти наполовину разрисованная иссиня-чёрным рисунком татуировки, мокрая и сверкающая на солнце, не могла бы оставить равнодушным ни одно женское существо. Зрелище буквально сшибает с ног, терзая нестерпимым желанием заполучить близость, испытать восторг тактильного контакта, исследовать каждый изгиб ладонями, обласкать поцелуями.

Именно это всё и написано на лице моей двоюродной сестры Николь. И в этот момент я даже не сержусь на неё и не ревную, потому что знаю: эти чувства и мысли неподвластны контролю. Нельзя просто сказать себе: «Не смей хотеть, не смей желать!». Алекс, несомненно, принадлежит к числу тех редких людей, сексуальность которых настолько обезоруживает, что запретить своим глазам смотреть практически невозможно.

Муж просил меня оставить его с Николь наедине, когда та появится, поэтому я направляюсь на кухню варить кофе, но, само собой, не перестаю наблюдать за происходящим на террасе.

Подтянувшись на мраморном борту и игнорируя, как обычно, лестницу, Алекс вылезает из бассейна. Его мокрые волосы, полностью заглаженные водой назад, стекают по шее и спине вместе с излишками воды. Сестра неспешно, но уверенно направляется к нему, раскуривая тонкую дамскую сигарету, и, очевидно, что-то говорит. Алекс тянется к плетёному креслу-шару за полотенцем, вытирает лицо, и когда поворачивается вновь, выглядит довольно раздосадованным, судя по сжатым губам и нахмуренным бровям.

У меня аж пятки печёт — так хочется знать, чем же она его взбесила. И я поддаюсь искушению: несусь наверх на балкон нашей спальни. Видел бы меня кто в этот момент, припавшую к мраморному полу грудью, ведь борта террасы стеклянные, и спрятаться невозможно, лишилась бы я всякой репутации навечно.

— Меня не интересует то, что ты можешь мне предложить, — слышу ровный, спокойный голос Алекса, причём именно ту его версию, которой он обычно ломает партнёров на переговорах. — Скажи-ка мне, Николь, у тебя фамилия есть?

— Бакалова.

— А по батюшке как? — голос его становится чуть мягче.

— Олеговна.

Далее его же голос, но снова строгий и сухой на английском:

— Хелен, извини, что беспокою в твой выходной, но мне срочно нужен авиабилет Сиэтл-Новосибирск, на имя Бакаловой Николь Олеговны. Да, ближайший. Будь добра.

— Ты выгоняешь меня?

— Смотри на это, как на подарок: я дарю тебе билет.

— За что?

— Видишь ли, вчера вечером я обнаружил любимую женщину расстроенной. Этого было достаточно, чтобы ответ на вопрос: «А стоит ли Николь оставаться у нас далее?» внезапно стал отрицательным, — его тон вновь ровный, сухой, жёсткий.

Я лежу и думаю, что никогда бы не хотела работать под началом босса, общающегося со своими подчинёнными в подобной манере: слишком много давления, ощущаешь себя ничтожной букашкой в поле действия его воли.

— И ты выгонишь меня из-за того, что твоя истеричная жена наболтала обо мне?

— Не хочу тебя разочаровывать, но Лера мне ничего не говорила. За то время, что мы живём вместе, я никогда не видел её такой подавленной, а кроме тебя обидеть её так сильно было просто некому.

— Алекс, ты сейчас совершаешь ошибку. Очень большую. Тебе нужна ЖЕНЩИНА: жаркая, сексуальная, красивая, такая, которая могла бы насытить тебя, баловать твоё красивое тело, утолять твои потребности изысканно, опытно, щедро, дарить самые разнообразные ласки, любить тебя горячо и с самоотдачей, так, чтобы ты забыл обо всех проблемах, чтобы мир вокруг тебя раскрасился яркими, живыми красками, чтобы ты ощутил вкус жизни и вкус настоящей женщины! А Лера — это жалкое подобие женского существа, у неё кроме пола и способности рожать от женщины больше ничего и нет! От неё веет холодом как от трупа на кладбище!

Алекс слишком долго молчит, не отвечает, и мне становится холодно. Как на кладбище. Неужели её слова его задели? Зародили в сознании идею переоценки меня, наших отношений и нашей жизни? Всё также лёжа, я закрываю глаза и вдавливаю пальцы в виски, сожалея, что оставила мужа с Николь наедине. Вдруг слышу:

— Почему ты смеёшься, Алекс?

— Потому что мне смешно выслушивать весь этот бред.

— Алекс, ты рассуждаешь, как зомби. Тебе нужно тепло, я вижу это, ощущаю кожей! И ты постоянно хочешь секса, всё время о нём думаешь, и это тоже видно и понятно всем! Всем, кроме твоего эксклюзивного выбора — холодной, как айсберг, Леры!