Муж

— Ничего себе, заявление! А ты не обнаглела сестрица? Может, хватит уже нести всю эту ахинею про образ жизни? Может, ты просто здраво осознала насколько проигрываешь мне и боишься, что твой Алекс не устоит и переметнётся ко мне? А тебе не кажется, Лера, что ты оттяпала себе кусок не по зубам, а? Такому мужику, как Алекс, нужна не такая амёба как ты, а нормальная женщина.

— Если кто и обнаглел, так это ты! Ты в своём уме оскорблять меня в моём же доме?

— Размечталась! Этот дом не твой, а твоего плейбоя! Давно ли ты приручила его? А кем он был до этого? Менял баб по нескольку раз за день, я уже в курсе, и не разыгрывайте из себя пуритан! Он порочненький у тебя, а ты видно хорошей лапши ему на уши навешала, раз он так стелется вокруг тебя. Не боишься, что найдётся женщина, вроде меня, которая откроет ему глаза? А ведь он недаром от меня прячется — знает, на что способен!

У меня от такого напора пропадает дар речи, а в ехидной улыбочке Николь непоколебимая уверенность в себе и своём женском могуществе:

— Чем ты так привязала его к себе? Колись! В этой тайне нет никакого смысла, он всё равно от тебя уйдёт! Тебе же нечем его держать: ты пустая, Лерка, да ты и сама это знаешь! И некрасивая! И холодная! Думаешь, он будет жить с тобой из-за ребёнка? Не надейся! Таких, как он, дети не держат, уж поверь.

— Слушай…

— Это ты слушай! Ты моя сестра, и это, как ни крути, связывает мне руки… в некотором смысле, но не в ущерб моим интересам. У меня есть разумное к тебе предложение, которое решит наши проблемы: давай разделим его?

— Что? Ты совсем рехнулась? Он что, торт, чтобы его делить? Он человек! Живой и ранимый человек, гораздо ранимее, чем ты можешь себе представить! И всё, ты надоела мне! — вскакиваю на ноги. — Собирай вещи и уезжай прямо сейчас: я не намерена терпеть от тебя оскорбления и настолько наглые выходки!

— Обойдёшься.

Николь откидывается на спинку кресла, и я понимаю, в каком дерьме нахожусь. А кузина уже всё просчитала:

— Этот парень будет моим. И выгнать меня из этого дома может только его хозяин — то есть Алекс, а никак не ты. И хочешь, поспорим, что он не выгонит меня? А знаешь почему? Потому что хочет меня, и давно — с того момента как увидел. Он себя знает, потому и прячется. Поэтому я, как человек добрый, предлагаю тебе договориться о полиаморной форме отношений, иначе останешься ни с чем. Ну, максимум, он даст тебе что-нибудь на ребёнка и купит какую-нибудь избушку, а будешь со мной спорить, я сделаю так, что и этого не увидишь.

— Ты точно охренела, Николь… Мало я тебя в детстве била, надо добавить…

— Давай. А я вызову полицию. Ты совсем дурная? Забыла, где находишься? Это Америка, милочка! Здесь за это наказывают! И пока ты будешь размышлять на нарах о своём поведении, я буду спать с твоим мужем, и к тому моменту, как тебя выпустят, он забудет, кто ты и как тебя звать! Так что не тупи, соглашайся на моё великодушное предложение.

— Николь, ты совсем сдурела? Или, может, наркоты какой нанюхалась? Ты что несёшь? Хочешь, чтобы мы расстались врагами? Зачем тебе это? Ты пугаешь меня степенью своей неадекватности! Рассказываешь тут какие-то небылицы, мечты свои необоснованные…

— Ха-ха! Необоснованные! Ну ты и дура! А ты спроси у своего Алекса, где он был сегодня утром после своей пробежки, и сколько финишей было у его партнёрши. Если бы я знала, какой он бог в постели, не стала бы отшивать его в понедельник!

От её дикого хохота у меня шумит в голове.

И прежде, чем я решаю, что сестрица откровенно врёт, перед глазами успевают пронестись болючие, сводящие с ума картины. Алекс, конечно, очень любит секс, но не до такой степени, чтобы самому приставать к моей сестре. Он для этого слишком хорошо воспитан и слишком деликатен. Такую боль, да ещё и так неосторожно он вряд ли мог бы мне причинить.

— Ты переоцениваешь себя, дорогуша. Выметайся вон! — требую.

— Попробуй выгнать меня, и получишь доказательства того, что твои дни в этом доме сочтены.

Я беру телефон, набираю охрану и прошу:

— Ричард, у меня проблемы: моя гостья ведёт себя недопустимым образом, и я бы хотела, чтобы вы проводили её в аэропорт.

— Мне жаль, мэм, но по нашим данным на мониторах наблюдения никаких недопустимых актов в поведении вашей сестры зафиксировано не было. Мы только сегодня утром получили распоряжение от мистера Соболева следить за безопасностью и сопровождать её в Сиэтл, в случае необходимости. Ещё раз сожалею, но выполнить Вашу просьбу не могу.

Мне кажется, меня что-то душит. Это что-то выросло до необъятных размеров из маленького, но зловредного подселенца по имени Ревность.

Николь вынимает из своей сумки кредитку Алекса и машет ею перед моим носом.

Невероятно, он отдал ей свою кредитку. Даже не дубликат с лимитом по расходу, а свою кредитную карту, что означает «покупки любой стоимости». У меня холодеют руки. Сердце чем-то захлёбывается, видимо, кровью. Я в преисподней. Значит, это правда — он спит с ней. Уже.

Hammock — Pathos (Departure Songs)