Муж

Алекс кладёт ладони на мою талию и смотрит на губы долго, нежно, откровенно. Затем, переводит взгляд на собственные руки и передвигает их ниже на бёдра, растопырив при этом пальцы так, словно ему мало этой моей совсем не маленькой части тела. В этом жесте так много нежности и «обладания», что моё сознание успевает ненадолго покинуть зону серьёзности, а Алекс, тем временем, опускает голову на мои колени и сухо, словно из-под палки, объясняет:

— Лера, когда ты приехала ко мне, я уже умер. Не телесно, конечно, но… да, в общем-то, и в этом смысле тоже практически был уже в могиле. Ты знаешь, каково это, умереть внутри себя? Не знаешь, и лучше тебе не знать. Ты лечила меня, а я и не собирался выздоравливать. Это моё… исцеление было чудом и для меня скорее стало сюрпризом, нежели результатом моих стараний. Их не было. Вовсе. Я не стремился жить, но и умирать уже тоже не торопился: мне было клёво! Ты постоянно крутилась рядом со мной в доме, который я построил… так сильно любя тебя, и даже представить себе не можешь, насколько приятно было это видеть! Да, я кайфовал! Но не жил. Просто наблюдал. А воскрешение стало для меня шоком: это так странно, активно умирать, уверенно и верно двигаться к концу, привыкнув к этой мысли, сжившись с ней, а потом вдруг услышать, что за каких-то три месяца полностью исцелился, и вся отмерянная тебе биологически жизнь всё ещё впереди! Я не знал, что с ней делать, Лера! У меня не было ни желаний, ни планов. Ничего. Как будто заново родился и не понимаю, на что смотреть, куда бежать? Тут ещё Ханна эта, со своим шантажом… Ладно, о ней не хочу говорить. Важно вот что: однажды, в один из самых тяжёлых вечеров, мне немного полегчало, я, как обычно, был в своей кровати, и вдруг ты решила лечь рядом. Мы тогда обнялись… впервые за все годы. И мне было так хорошо… Беспредельно хорошо, как вспышка счастья, представляешь? Оказывается, даже в таком состоянии человек может испытывать счастье! Это было для меня откровением, и именно в тот момент в моей голове созрела мысль, вернее даже план: если выкарабкаюсь, я заберу тебя у него. Выдерну из семьи, даже выкраду, если понадобится, но буду жить с тобой, только с тобой и столько, сколько мне отмеряно на земле, и наплевать, что ты об этом думаешь. Ты ведь тоже меня не спросила, хочу ли лечиться и выздоравливать, да и вообще жить? А что, если нет? Короче, что случилось дальше, ты знаешь. Но моя проблема была в том, что физическое возвращение оказалось более лёгким, нежели духовное. В общем, мне нужно было время. Не бывает так, что вчера умирал, а сегодня живёшь на полную катушку. Такие душевные перемены требуют времени, и мне, к сожалению, его потребовалось больше, чем я сам мог бы предположить. А ты… мне нужно было заново к тебе привыкать не как к няньке, а как к женщине, наконец-то, моей женщине. Я так боялся всё испортить, что в итоге только это и делал. И ещё злился на тебя немного за то, что ты так нахально прервала мой крайне удачно сложившийся уход, что не согласилась стать мне женой, когда был здоров и полон сил, что не замечала, как сильно нужна мне, что пришлось совершить настолько низкий поступок, чтобы быть с тобой. А ты всегда так легко… готова отказаться от меня!

Внезапно он поднимает голову, упирается лбом в мой лоб и с чувством обрушивает свои упрёки:

— Тебе нужно было сказать мне, что тебя не устраивает! Я же говорил, есть проблема, есть решение! Не нравится тебе, что ко мне прикасаются? Больше не будут! И плевать, что я об этом думаю. За Мерседес прости ещё раз — я идиот. Сейчас сам это понимаю. Оправданий нет… просто само вышло… по привычке. Но я изо всех сил стараюсь стать тем, кем всегда хотел, и кем теперь должен быть — отцом и мужем. И, мне кажется, у меня получается…

— Главное, не переспи ни с кем по привычке. Предупреждаю, уйду сразу же. И не в соседний отель, — сухо ставлю в известность.

— Лера! — возмущённо восклицает.

{Lykke Li — I Follow Rivers (FlicFlacRemix)}

Внезапно его взгляд цепляется за что-то в море:

— Не понял… — удивляется. — Пинч вроде бы про вертолёт говорил…

Я машинально поворачиваю голову и вдалеке вижу: в нашу сторону на полном ходу несётся яхта. Ещё по мере её к нам приближения, я умудряюсь разглядеть на борту нескольких парней в теннисках и брюках с брендом местного яхт-клуба и… бельгийца! Глаза моего «капитана» недобро сужаются, и с язвительной ухмылкой он замечает:

— Я же говорил, «шутник» рано или поздно себя предъявит!