Муж

— Жалко её. Не похожа она на твоих обычных шлюх, а участь ожидает та же. Кстати, твоя Ханна…

— Да пожалуйста. Надеюсь, ты остался доволен?

— Ещё бы. Уникальная штучка, у тебя «губа не дура»!

— Не вздумай лезть к Лере.

— Не вижу надобности просить твоего благословения!

— Повторяю: сунешься к Лере, убью.

— Ого! Угрозы?

— Просто обещание. Ты же жаловался, что я обещаний не даю.

Оба замолкают, а я стою ни живая, ни мёртвая. Услышанного уже слишком много для моего душевного равновесия, но мужчины ещё не закончили:

— Хорошая она, эта твоя Лера, — вдруг тихо и серьёзно произносит Ян. — Умная. Интересная. Страдать будет сильно, когда ты выбросишь её так же, как остальных.

— Как ты сам сказал, моя Лера особенная. Остальное — не твоя забота.

— Хорошая девушка Наташа, тоже была особенной. Ты ведь так и не женился на ней? И где она теперь?

— У неё всё хорошо. Вышла замуж за хорошего человека, ребёнка родила.

— А сохнет до сих пор по тебе и ночами, пока никто не видит, рыдает в подушку. Как Мерседес! Как Ульяна! Как смельчачка Дженни, как…

— Да уймись уже!

— Слушай, как ты это делаешь? Я имею в виду, может, есть какой-то секрет, гипноз там или…

— Да ничего нет! Достал ты меня уже!

— Алекс! За каким хреном ты позавчера устроил тот спектакль?

— А что я должен был, по-твоему, сделать? Оттолкнуть её при всех, унизить?

— А так ты лучше сделал? Видел бы глаза своей жены!

У меня в горле ком, руки прилипли к стеклу бокалов, но я стою, закусив губу, и не двигаюсь с места. Вдруг слышу негромкое и очень болезненное:

— Мы уже разобрались с этим.

— Да уж! У тебя всегда всё легко и просто, без лишнего напряжения. А то, что женщины рыдают крокодильими слезами, годами страдают, причём все, это так — ерунда, побочный эффект, так сказать… Ты, когда в зеркало смотришь по утрам, урода не видишь в нём, нет? Нет, ты меня достанешь когда-нибудь, я тебя точно убью!

— Лучше угомони Мерседес, иначе добром это не кончится.

— Кто кого собирается уже убить? — спрашиваю, пряча под натянутой улыбкой глубочайшую рану от услышанного разговора. — Вас и на десять минут нельзя оставить, уже грозитесь друг друга поубивать!

{Lotte Kestner — I Want You}

Домой мы возвращаемся поздно. По пути в наш домик, шагая по вымощенной деревяшками узенькой дорожке, я всё же решаюсь спросить:

— Почему ты сразу мне не сказал, что они твои друзья?

— Потому что они не друзья.

— А кто?

— А как можно назвать того, кто в детстве был другом, а потом стал никем? Даже хуже, чем никем.

— Вы даже не поздоровались тогда на ресепшн!

— Поздоровались, ты была слишком увлечена разглядыванием Мерседес и не заметила.

— Она красивая, очень. Не так ли?

— Да, красивая. Пойду, попрошу арбузный коктейль сделать. Ты будешь?

Когда Алекс возвращается с нашими напитками и едой, я искусственно веселюсь и придумываю шутки, чтобы подавленностью и пасмурным настроением не выдать факт подслушивания на яхте. Постыдный.

Внезапно получаю вопрос:

— Ты слышала наш с Яном «приватный» разговор?

— Я? Нет!

— Я же вижу, что слышала.

— Ну, частично, — сдаюсь.

Он подходит, нежно заключает моё лицо в свои ванильные ладони:

— Лера! Лерочка… Всё это дело прошлое и очень давнее. Всё это не имеет никакого значение для меня, для нас, потому что у меня теперь, наконец, есть ты! Пожалуйста, верь мне, а не им! Тебе со мной жить, а не с ними! Люди иногда настолько завистливы, что готовы пойти на всё, лишь бы другим было не лучше, чем им. Не позволяй этого, так же как я не позволяю!

Я молчу, у меня комок в горле, он говорит так убедительно, так красиво, но факты…

— Я хочу, чтобы мы занялись любовью! Прямо сейчас! Хочу любить тебя медленно и нежно. Хочу ласкать тебя. Хочу, чтобы ты стонала, выкрикивала моё имя, просила ещё и ещё…

С этими словами он быстро сбрасывает всё, что было лишнего на кровати, подушки, верхние простыни, покрывало, оставив только ровную белоснежную поверхность, и я понимаю, сейчас будет нечто неистовое.

И не ошибаюсь:

— Давай, девочка моя, дай мне это! Мне очень нужно, очень! Какая ты красивая, какая сексуальная, нежная! Покажи мне, как тебе хорошо со мной! Давай, сейчас!

Неожиданно для себя самой я подчиняюсь и взрываюсь так бурно, что едва не пропускаю его пульсацию, которая почему-то доставляет мне удовольствия даже больше, чем своя собственная.