За результатами мы тоже едем вместе — мне неспокойно. Алекс к этому времени стал так дорог, что у меня начали проявляться регулярные маниакально-тревожные синдромы — в общем, боюсь я за него, больше всего боюсь, что болезнь вернётся, ведь от рецидивов уже не излечивают, насколько мне известно.
Мы поднимаемся на свой этаж и не находим Тони на месте. Алекс идёт его искать, а я остаюсь в коридоре у автомата, потому что очень хочу пить. И вот мне, видимо, совсем не повезло в плане общения с техническими новшествами, да и эти автоматы действительно разные все, в общем, долго ковыряюсь, но так и не принимает у меня купюру машина, чтобы выдать бутылку воды. Я оглядываюсь по сторонам, раздумывая «А не долбануть ли рукой по корпусу для налаживания контакта?», как вдруг меня обнимают сзади:
— Я же говорил, всё в порядке!
— Ты здоров? Что с кровью? — спрашиваю с тревогой.
— С кровью всё хорошо и с твоей, и с моей! — сообщает, необычайно довольный. — Но есть ещё кое-что…
Нет, это не просто улыбка, а какое-то Северное сияние, честное слово. Причём и в глазах его тоже творится нечто невероятное, какой-то эмоциональный всплеск. Алекс наклоняется ко мне, целует в висок, затем обеими руками обнимает, крепко прижав к себе, и тихо, почти шёпотом говорит:
— Ты беременна… у нас будет ребёнок.
Чувствую, как кровь приливает к моему лицу: я же предохранялась!
Я не хочу рожать! И для этого у меня есть очень веские причины.
Во-первых, эти отношения временные. Я не романтик, а прагматик, приземлённый низко. И, прикинув, понимаю, что когда надоем Алексу, у меня будет два пути: искать нового мужа или вернуться к Артёму, который не заводит семью и живёт один. Я почти уверена, что он примет меня обратно — это ведь не я бросила его, меня у него забрали, и силой. Ну и другой вариант — искать нового мужа, что с двумя детьми всё-таки проще, чем с тремя.
Во-вторых, у меня действительно проблемы с почками и третьи роды не добавят здоровья.
По этим причинам ещё один ребёнок ну никак не входил в мои планы. Я знала, что Алекс очень хочет стать отцом, но не была готова полностью довериться, настолько отдать свою жизнь ему, чтобы согласиться с его желаниями, наступив на горло собственным. Он не давил. Он вообще никогда на меня не давил, потому что был слишком деликатным для этого человеком. Я не могла принимать таблетки, поскольку на них у меня нездоровая реакция, спирали не было, да я и боялась её как огня, просить Алекса предохраняться мне было неловко из-за опасений нарушить нашу сексуальную «гармонию», и честное слово, там было, что так оберегать. Одним словом, я решила пользоваться календарным методом: получалось, что я избегала его дважды в месяц, так как всякий раз, когда мы оставались наедине, то есть каждую ночь, мы занимались любовью.
Очень скоро он сообразил, в чём дело, и спросил:
— Ты не хочешь иметь от меня детей?
Я рассчитывала, что он не заметит, но не вышло, и мне ничего не оставалось, кроме как сказать прямо:
— Алекс, я ещё не готова. Не сейчас, может чуть позже.
И он не торопил меня, никогда. Поэтому новость о том, что я беременна, повергла меня в состояние шока.
И, как я и говорила, Алекс очень умный и в высшей степени деликатный мужчина. Он хочет, чтобы я встречала его первое дитя не ужасом и разочарованием, а радостью, поэтому уже обнимает меня, нежно прижав мою голову к своей груди так, чтобы я слышала каждый удар его сердца, и говорит то, что жаждет услышать каждая женщина от отца своего будущего ребёнка:
— Всё будет хорошо, всё будет правильно. Всё будет так, как и должно быть, я обещаю тебе!
И пока он целует моё лицо, шею, волосы, с каждым поцелуем мне становится легче, пока не отпускает совсем. Я уже принимаю себя беременной, думаю о том, что во мне родилось ещё одно сердечко, и, слушая, как бьётся сердце его отца, я словно слышу малыша и уже люблю его.
Растроганная эмоциями, я подумала: «Господи, хоть бы это была девочка!».
И это на самом деле оказалась девочка:
— Я хочу назвать её Лурдес, как дочку Мадонны, — заявляю.
Алекс, как всегда с улыбкой — он вообще в этот период нашей жизни почти всегда улыбался — соглашается:
— Хорошо, пусть будет Лурдес, но только не «как дочка Мадонны». Мою мать звали Лурдес!
Моя первая беременность была ужасной с точки зрения заботы обо мне со стороны мужа. Это очень долгая история с массой обид и претензий. Во второй раз Артём исправился и вернул мне всё, что был должен — я чувствовала себя хрустальной вазой. И если во вторую беременность я была вазой, то в третью — музейным экспонатом в Лувре. Я купалась в ласке и внимании, любви и заботе, как солнечный луч в спокойном июньском море. Весь мир был брошен к моим ногам, все желания «королевы» исполнялись моментально и без лишних вопросов, настолько беспрекословно, что я и сама стала бояться, что превращусь в капризную стерву.